Нет! гигант грозе не внемлет;

          Не страшится он врага.

          Гордо голову подъемлет,

          Вздулись верви и бока,

          И бегун морей высокий

          Волнорежущую грудь

          Пялит в волны и широкий

          Прорезает в море путь,

          Восшумел Борей сердитый,

          Раскипелся, восстонал;

          И, весь пеною облитый,

          Набежал девятый вал.

          Великан наш накренился,

          Бортом воду зачерпнул;

          Парус в море погрузился;

          Богатырь наш потонул…

      И страшный когда-то ристатель морей

          Победную выю смиренно склоняет;

      И с дикою злобой свирепый Борей

          На жертву тщеславья взирает.

      И мрачный, как мрачные севера ночи,

      Он молвит, насупивши брови на очи:

      «Все водное – водам, а смертное – смерти;

      Все влажное – влагам, а твердое – тверди!»

          И, послушные веленьям,

          Ветры с шумом понеслись,

          Парус сорвали в мгновенье;

          Доски с треском сорвались.

          И все смертные уныли,

          Сидя в страхе на досках,

          И неволею поплыли,

          Колыхаясь на волнах.

          Я один, на мачте сидя,

          Руки мощные скрестив,

          Ничего кругом не видя,

          Зол, спокоен, молчалив.

          И хотел бы я во гневе,

          Морю грозному в укор,

          Стих, в моем созревший чреве,

          Изрыгнуть, водам в позор!

          Но они с немой отвагой,

          Мачту к берегу гоня,

          Лишь презрительною влагой

          Дерзко плескают в меня.

      И вдруг, о спасенье своем помышляя,

      Заметив, что боле не слышен уж гром,

      Без мысли, но с чувством на влагу взирая,

      Я гордо стал править веслом.