Я впервые видела прихожую таких размеров – туда помещались трюмо, старый шифоньер, чей—то велосипед, диван, а вдоль стен выстроилась вперемешку женская и мужская обувь на все сезоны.

      Мы пошли дальше и тут же оказались в каком—то закутке с очень низкими потолками.

      – Там наверху моя комната, – сказал Юра и постучал рукой по металлическим балкам. – Потолки высокие, и получилось надстроить второй этаж. Видишь, доски положили на рельсы.

      Я пригляделась.

      – Дореволюционные, – пояснил он, – сначала попытались положить на обычные, но они начали прогибаться. И папа где—то откопал вот эти. Продукт царской России! Как тебе? А тут вот кухня.

      Он легонько подтолкнул меня вперёд.

      Если бы музей деревянного зодчества «Витославицы» был квартирой, то он определённо выглядел бы вот так. Деревянные перегородки, лестницы и перила, деревянные полы, тумбочка, а теперь вот – кухонный гарнитур, стол, стулья и большая скамья, тоже из дерева.

      – Это всё папа, – поймал Юра мой взгляд. – Он очень любит дерево. Тут вот ещё ничего, в его новом доме ещё хуже.

      Он так и сказал: папа. Не «отец» – так обычно говорят мужчины, которые или в целом суровы, или просто не в восторге от своей семьи. Не «батя» – это уже значит, что с отцом вполне можно иметь дело и вместе они иногда ходят в гараж. Но «папа»? Никто из моих тридцатилетних знакомых мужчин никогда не говорил «папа».

      И хотя папа уже давно не жил в этой квартире, всё здесь было когда—то сделано по его вкусу и за годы нисколько не поменялось.

      Удивительно было, что у такого страстного любителя сосны получился Юра, а не деревянный мальчик.