Змей взглянул, и огненные звенья

      Потянулись, медленно бледнея,

      Но горели яркие каменья

      На груди властительного Змея.

      Как он дивно светел, дивно страшен!

      Но Павлин и строг и непонятен,

      Золотистый хвост его украшен

      Тысячею многоцветных пятен.

      Молчаливо ждали у преддверья.

      Только ангел шевельнул крылами,

      И посыпались из рая перья

      Легкими, сквозными облаками.

      Сколько их насыпалось, белея,

      Словно снег над неокрепшей нивой!

      И погасли изумруды Змея

      И Павлина веерное диво.

      Что нам в бледном утреннем обмане?

      И Павлин, и Змей – чужие людям.

      Вот они растаяли в тумане,

      И мы больше видеть их не будем.

      Мы дрожим, как маленькие дети,

      Нас пугают времени налеты.

      Мы пойдем молиться на рассвете

      В ласковые мраморные гроты.

      Нежной, бледной, в пепельной одежде

      Ты явилась с ласкою очей.

      Не такой тебя встречал я прежде

      В трубном вое, в лязганьи мечей.

      Ты казалась золотисто-пьяной,

      Обнажив сверкающую грудь.

      Ты среди кровавого тумана

      К небесам прорезывала путь.

      Как у вечно-жаждущей Астреи,

      Взоры были дивно глубоки,

      И неслась по жилам кровь быстрее,

      И крепчали мускулы руки.

      Но тебя, хоть ты теперь иная,

      Я мечтою прежней узнаю.

      Ты меня манила песней рая,

      И с тобой мы встретимся в раю.

      Ярче золота вспыхнули дни,

      И бежала Медведица-ночь.

      Догони ее, князь, догони,

      Зааркань и к седлу приторочь!

      Зааркань и к седлу приторочь,

      А потом в голубом терему

      Укажи на Медведицу-ночь

      Богатырскому Псу своему.

      Мертвой хваткой вцепляется Пес,

      Он отважен, силен и хитер,

      Он звериную злобу донес

      К медведям с незапамятных пор.

      Никуда ей тогда не спастись,

      И издохнет она наконец,

      Чтобы в небе