Я жизнью озвучен слегка, понарошку.

      В моей тишине говорят антизвуки.

      В хлебах моих слов, что осыпались крошкой,

      Признали меня палестинские внуки.

      И, здравствуя взглядом, ушедшим за кромку,

      Я слышу, введя в себя нервы песка,

      Всю музыку жизни в убогой котомке

      Втуне совершённого в мыслях греха.

      Не милостью леса в исчезнувшем море

      Приходит в сознанье легенда легенд…

      Я верую в счастье, я верую в горе,

      В невинный, газетно-компьютерный стенд…

      Пять тысяч скрижалей с живыми словами,

      Забытая святость распятий в крестах —

      Хрупки и бесплотны в своих оригами

      В живых для присутствия Б-жьих местах.

      Немилостью милость любви обернулась,

      Черны на погостах земля и кресты.

      Всё то, что ломалось, всё то, что не гнулось,

      Ушло, растворившись, за грань пустоты.

      Безумие статуй боится движенья,

      Теряется краткость в программах длиннот…

      Звучит, как сирена, моё отраженье

      В последней из ныне исчезнувших нот.

      Который день плюётся солнцем небо.

      И норовят скрутиться в трубочку листки…

      Спиной рвут землю запоздавшие ростки

      Забытых зёрен высохшего хлеба,

      И сыплются сухие лепестки

      Цветов, что в мире высадила Геба.

      Рассвет отчаянно скучает по росе.

      Кусты творят подобие гравюры…

      Былая зелень мажет воздух бурым,

      Расстались в ссоре минусы в плюсе.

      И тело отрицает Эпикура

      К грядущих суток взлётной полосе.

      Вода ушла в моря, покинув реки,

      Бежит из атмосферы в космос пар…

      Природу поутру хватил удар,

      И больше не идут варяги в греки,

      Господний изменив репертуар,

      Кровь по́том выкипает в человеке…

      Ждут лу́ны жизни фазы золотой,

      Где зеркала миров, собравшись в точку,

      Дырявят мозга роговую оболочку

      И собирают влагу под плитой,

      Которую не сдвинет в одиночку

      Ни одуревший грешник, ни святой.

      На складе гроз висит замок пудовый,

      Забыты Зевс с Мардуком и Даждьбог…

      И, щёки надувая, дует в рог

      Израиль, от жары забывший слово…

      В Суккоте этом высохнет этрог

      И в ключ любви не обратится снова.

      Скрежещет ветер в заусенцах крыш,

      Фонтаны струями заламывают руки…

      До