Страшен ветер поутру

      В темноте рассветной, зимней.

      Все умрут, и я умру.

      Звездный прищур, призрак жизни.

      Шелест белого сукна,

      Шепот паутинной пряжи.

      Лучше ночь и тишина,

      Лучше мрак немой, овражий.

      Скрежет ветки о стекло,

      Силуэт случайной птицы…

      Очень мало, глупо, зло,

      Не простит, не повторится.

      Замолчи. В листве замри.

      Безголосица и темень.

      Лязг железный, фонари,

      Огонек звезды последней.

      Это пока не страх, но уже тревога,

      Странная трескотня на ФМ-волне.

      Завтра начнешь неистово верить в Бога,

      Видеть себя во сне

      Крохотной точкой, букашкой на ветке сливы,

      Вскриком озябшей птицы над темнотой.

      Что-то отныне можно писать курсивом,

      Этот итог простой.

      Небо в гортани, клекот грозы и боли,

      Крест неумелый на промелькнувший храм

      Это уже не смерть, но еще не воля,

      Что это там.

      Просто так получается темное солнце в зрачке,

      Просто так получается ветер полынный под кожей.

      Что такого в тебе, в человеческом нежном сморчке?

      Что ты все-таки можешь?

      Падать в травы и тучи сквозь дерн и холодный песок

      Или спать на земле, распластавшись диковинной птицей.

      Ощущать, как дрожит над водой голубой лепесток,

      Паутины ресница.

      Сонный трепет в груди, ощущение жизни сквозь мрак,

      Хаотичность движения, речи немая преграда…

      Прорастает сквозь мир человек, как неловкий сорняк

      На окраине сада.

      Мне говорят «садитесь», и я сажусь.

      Руки кладу на колени, сердце сжимаю страхом.

      Вроде бы все приучено наизусть,

      Вроде можно раз и единым махом

      «Пуф» и закончить этот железный день

      (Рельсы и шпалы, ложек буфетный скрежет).

      На стене плакат, видна только буква «е»

      И значок корня или суффикса между

      Э – говорю, О – говорю потом.

      Слова стучат каблуками где-то по коридору.

      Что-то неладно со звуком, какой-то шторм

      Внутри меня – немое и злое море.

      Мне повторяют «смелее, мы все вас ждем»

      Я сжимаю ладони и увязаю.

      В эфире шуршит «прием, твою мать, прием!

      Прекращай тонуть, ты до сих пор живая».

      Я удивленно моргаю (пытаюсь сморгать слезу).

      Потолка уже нет, и видно, как небо тлеет.

      Звезды