Если вы чувствуете себя раненым и сломленным из-за пережитого, знайте, что есть и та часть вас, которая осталась целой и невредимой. Это та часть вас, до которой они не добрались, аутентичная часть вас, которая служит ключом к вашему выздоровлению.

      В молодости я иногда неосознанно выбирал себе в друзья нарциссичных, раненых людей. Тогда я не осознавал этого, но потом узнал, что это мой раненый внутренний ребенок инстинктивно знал, как взаимодействовать с тем, кто нуждается во внимании и оценке, и как мне возвысить их и одновременно принизить себя. Мне не нужно было думать, что делать или как взаимодействовать с таким типом людей, потому что я уже понимал их, но я очень мало знал себя.

      Я произошел из семьи алкоголика. Раны, полученные в раннем детстве в домашней среде, помогли мне развить набор навыков созависимого. Инструменты, которые я использовал, чтобы контролировать и подстраиваться под других, которые, как мне казалось, нуждались именно в этом, а не в том, чтобы я был собой для них. На своем пути к исцелению я узнал, как сдерживать эту боль, изучать ее и прорабатывать некоторые сложные чувства, чтобы суметь воссоединиться со своим аутентичным «я». Я узнал, что нужно было просто быть собой, а не делать что-то, что имело ценность для кого-то другого. Используя процесс исцеления, я смог излечиться от ран и объединить все свои разрозненные части, стать цельным взрослым, окруженным любящими и уважающими меня людьми. Сейчас я делаю то же для людей, с которыми я встречаюсь как профессионал.

      Я часто рассматриваю свою собственную историю как способ помочь тем, с кем я работаю, понять, что они не одиноки. Когда я рассказываю свою историю, мои пациенты узнают о боли, которую я перенес, и о процессе самопознания, через который мне пришлось пройти во время собственной терапевтической работы. Рассказав свою историю, я часто выслушиваю слова благодарности, потому что мой опыт помогает другим узнать, что кто-то еще прошел через нечто подобное, и они не одиноки. Видеть результаты чьей-то работы – это отличный инструмент излечения. Мы чувствуем, что не одиноки, мы чувствуем взаимосвязь с другими и растем. (Более подробно мою историю вы сможете прочесть в главе 3).

      Я убежден, что большинство людей живет с мягкой формой посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Я не пытаюсь преуменьшить значение полного диагноза ПТСР или людей, страдающих им, а говорю об этом в контексте того, что мы все пережили события, которые не можем просто так стряхнуть с себя, или те, которые постоянно прокручиваем в голове.

      Ваша эмоциональная боль существует относительно вас, то есть она имеет наибольшее отношение к вам. Кто-то другой может посмотреть на вашу историю и сказать: «Ой, да что такого! У меня было и хуже». Может, и было, но это не соревнование за приз «За самую драматичную