Французский язык в России. Социальная, политическая, культурная и литературная история. Владислав Ржеуцкий
Читать онлайн книгу.
бок о бок с детьми из таких знатных семей, как Голицыны и Салтыковы, испытывал явную неприязнь к этому сословию, вероятно чувствуя себя уязвленным тем, что в юности находился в зависимом положении. Словно исключая себя из круга аристократии, он говорил, что она «была довольно верной копией с французского подлинника: гордость свою прикрывала учтивостью и нестрогую нравственность – благопристойностию»[688]. При этом нельзя сказать, что Вигель испытывал большое уважение или проявлял интерес и симпатию к недворянским социальным слоям[689]. Он был далек от либеральных идей, не говоря уже о декабристских, несмотря на близость к свободомыслящим людям александровской и николаевской эпох[690]. Что касается национальности, то он явно ощущал себя русским, несмотря на иностранные корни (его отец был шведским эстонцем). Отчужденность, которую он испытывал, безусловно, усугублялась и другими личными причинами. Он не пользовался большой популярностью, отчасти потому, что современники считали его надменным человеком с трудным характером, отчасти из-за его гомосексуальности. Из мемуаров становится понятно, насколько он стыдился, что в юношестве был соблазнен французским гувернером семьи Голицыных, шевалье де Ролен-де-Бельвилем[691].
Воспоминания уже упомянутой нами Е. Ю. Хвощинской, которые также по нескольким причинам имеют для нас ценность, показывают, что французский не сдавал своих позиций в петербургском высшем свете и после Крымской войны, хотя, как мы увидим[692], литературное сообщество и интеллигенция задолго до этого начали критиковать российское дворянство за использование французского в свете и дома[693]. Когда юная Хвощинская в середине 1860-х годов приехала в столицу навестить свою бабушку Т. Б. Потемкину, та представила ее гостям так:
– C’est la fille de Юрка. [Это дочь Юрки.]
– On le voit bien par la ressemblance [Видно по сходству], – отвечали старушки, приветливо кивая мне головой.
– Et a-t-elle du talent comme son père? [Имеет ли она таланты своего отца?], – спросила одна из них.
– Elle a une très belle voix et va la travailler ici; après le thé elle nous chantera. [Она имеет очень хороший голос и приехала сюда, чтобы развить его; после чая она споет нам.][694]
Переходя с одного языка на другой для передачи речи на том языке, которым пользовался говорящий, Хвощинская подтверждает, что французский язык был по-прежнему в ходу в высшем столичном обществе, где часто бывали Потемкины[695]. Другие свидетельства сохранения в обществе 1860–1870-х годов привычки использовать французский можно найти в объемном дневнике П. А. Валуева[696], не говоря уже о литературных свидетельствах, например в романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина»[697]. Выходившие в середине XIX века путеводители для иностранцев, намеревающихся посетить Санкт-Петербург, также подтверждают это: «Французский – язык света», – сообщал потенциальным туристам в 1865 году «Справочник для путешественников
См. первую страницу введения, написанного Алленом Макконнеллом к репринтному изданию записок Ф. Ф. Вигеля (1974), Т. 1 (без пагинации).
Там же. Т. 1. С. 81–82, 134.
См. главу 8.
Воспоминания Е. Ю. Хвощинской, опубликованные в девяти выпусках журнала «Русская старина» в конце XIX века, подобно запискам Ф. Ф. Вигеля, охватывают большую часть николаевской эпохи и рассказывают историю Хвощинской, которой в связи с изменением жизненных обстоятельств довелось испытать образ жизни различных дворянских слоев. (Ее отец, композитор и хормейстер Юрий Николаевич Голицын, растратил фамильное состояние.)
Другие примеры перехода с одного языка на другой см. во втором разделе главы 6, посвященном дворянской переписке.
См.: Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. Т. 1. С. 71, 92. См. также третий раздел главы 6, где мы анализируем этот дневник как пример многоязычной эго-литературы, а также приводим другие примеры.
См. четвертый раздел главы 9.