всё это всего лишь потому, что подлый Массимилиано,

      мой брат,

      решил завладеть всем, что было во владении моем.

      Он всегда был хитрым, подлым

      Но когда в живых был мой другой брат, Тиберио,

      такого не могло случиться.

      Тиберио был суров со мною,

      но за его суровостью бывала иногда любовь

      и справедливость

      А Массимилиано мне мирвóлил,

      улыбкой хитрой лисьей улыбался

      О если бы чума не унесла Тиберио…

      А впрочем, оба они меня не любили…

      И конечно, суд не оправдал меня.

      Под конец мне стало всё равно, и я не опровергала

      никаких обвинений…

      Меня приговорили к пожизненному заключению

      в моем недавно по моему приказу построенном

      загородном дворце,

      который уже не был моим,

      потому что всё, чем я владела, досталось Массимилиано…

      Он вёз меня в карете и уверял, что все комнаты и сад

      останутся в полном моем распоряжении,

      только выходить за высокую ограду сада нельзя будет…

      Но едва мы приехали, как меня отвели

      в страшную маленькую комнату в подвале.

      Дверь наглухо забили,

      оставив в самом низу лишь маленькое отверстие

      наподобие окошка,

      оно открывалось и закрывалось снаружи;

      через него просовывали один раз на дню

      кружку воды, ломоть хлеба и похлебку в оловянной миске;

      а я могла высунуть горшок,

      чтобы вылили мои нечистоты…

      Я и теперь так живу.

      Но только подлый бедный несчастный Массимилиано

      моим богатством недолго питался, как ворон кровью.

      Тлетворное дыхание чумы вошло в его покои и убило…

      Сказал мне об этом голос моей невидимой тюремщицы,

      которая со мной не говорила ни прежде, ни потом…

      Я знала, что это женщина –

      звучание шагов было женское,

      и руки – сильные, но женские;

      и голос грубый, но женский прозвучал…

      Меня не освободили после смерти Массимилиано…

      Моя вина, быть может, и не так уж велика

      Я была слишком невоздержанна на язык

      И слишком любила наслаждения и радости…

      Я слишком…

      Терзает кашель грудь

      Вот скоротечная моя чахотка – смерть матери моей

      Я знала, что я так умру

      Я долго умираю, на грязном полу засохла моча

      Я узнала, поняла,

      что есть такое состояние измученного тела,

      когда молишь Бога о скорой смерти.

      О Богоматерь, смилуйся, ведь я ни в чем не виновата!

      Сейчас не смею я произнести слово Paradiso

      Но знаю я одного человека, он молится за меня

      и будет молиться, ведь я его люблю.

      Примечание

      Paradiso – по-итальянски Рай.

      Писание шестое. Интерлюдия о сыне