С самого начала все шло… не так.

      Далматов не мог бы точно сказать, что именно его настораживало. Городок? Он повидал таких городков на своем веку. Не большой и не маленький, выстроенный по единожды одобренному плану, с замызганным железнодорожным вокзалом, к которому вплотную примыкает автобусный.

      Оба здания старые, нуждающиеся в ремонте.

      Запах дыма, металла и пережаренных пирожков, которыми торгуют тут же… люди.

      Суета.

      И женщина в черном. Она выделяется из толпы, как ворон выделялся бы в голубиной стае. Она не держит таблички с фамилией, да и вовсе выглядит случайно оказавшейся здесь.

      – Вы Илья Далматов. – Она заговорила первой, стоило Илье подойти. – В жизни вы выглядите иначе, чем на снимке.

      – Хуже?

      – Моложе.

      По ней самой сложно было сказать, сколько ей лет.

      Двадцать?

      Сорок?

      Шестьдесят?

      Бледное осунувшееся лицо, и бледные же руки, сжимающие черную дерматиновую сумку. Старую. С трещинами и ободранными ручками. Ее пальцы и сейчас шевелятся, царапают, щиплют эту несчастную сумку, на ней вымещая ненависть.

      – Идемте. – Она развернулась. – Здесь неподходящее место для беседы.

      Тогда, помнится, у Далматова появилось преогромное желание убраться, но он подхватил саквояж и двинулся за женщиной. Она же шла, не оборачиваясь, нисколько не сомневаясь, что он подчинится.

      И заговорила лишь в машине.

      – Ольга.

      – Знаю.

      – Знаю, что вы знаете, – ее губы дрогнули, точно она собиралась улыбнуться, – но положено представляться.

      – Илья.

      Она сама вела машину, резко, по-мужски. И автомобиль этот, чересчур уж огромный, неповоротливый для местных узких улочек, тоже ей не подходил.

      Илья смотрел на город.

      Обыкновенный.

      Серые дома, марево тумана, призраки труб, из которых сочится дым. Редкие огни. Потом