сюда где остров сахалин не долетает баргузин

      зато допёрли зейбаржанец и грузин

      дома на слом борьба со злом и тектонический разлом

      и сам себя под ор подъём зовёшь козлом

      дурилы не обижайте курилы

      вам вилы когда сибирь от москвы полыхнёт

      кавказы плюс гор памирских проказы

      заразы и каждый вор и проглот

      итог сынок владивосток там радиации исток

      в груди лимонника листок и стронций бел

      там много всяких фукусим но ими я не укусим

      залп град калаш макар максим вот мой удел

      японцы переходите в чеченцы

      червонцы и всем народам шахидский прикид

      россия я твой в погонах мессия

      спроси я – ответ один: вечный жид

      тряхнуло блядь а наплевать под одеялом благодать

      хоть тыщу лет проголодать придется нам

      восходит день бежит олень дороже женщины женьшень

      хрен на часах торчит как пень и сам ты хам

      далёко алеет бомба востока

      дум стоко что ты земеля хоть волком завой

      всё злее всё горячей и круглее

      та гея что греки звали землёй

      я тута в месяце таммуз духовной жаждою томлюсь

      меня не душит здешний груз иди всё нах

      мир мглой томим мне скучно с ним где вечен и невыразим

      всех шестикрылых хиросим дымится прах

      незваны вот-вот придут океаны

      барханы дрожат от бурь закипевших вдали

      за нами ещё вернётся цунами

      и нас утащит туда откуда пришли

      Ещё дрожит пугливый флюгерок —

      бездомный дрон над пристальною башней.

      Ещё закат, похожий на вчерашний,

      не догорел. Всё скрыто между строк.

      Жива надежда в сумерках дорог —

      она обманчивее и пустяшней,

      чем пополудни, и характер наш в ней:

      увидеть не начало, но итог.

      Ещё предметы сохраняют цвет,

      ещё не все ночные кошки серы,

      но дню уже суда и веры нет.

      Чем этот миг – а чем он, кстати, плох! —

      не смена двух заждавшихся эпох,

      истосковавшихся по чувству меры?

      Свершилось! Перед бездною стоим,

      ломает плечи тяжесть ожиданья,

      горчит в груди искусство выживанья,

      скукожилась душа, как третий рим.

      Уходят дети к алтарям чужим

      под дудку крысолова мутной ранью,

      мир выдохнешь навстречу умиранью —

      но каждый вдох опять непостижим.

      Затихнем, веру терпкую тая.

      Что толку ныть – её мы звали сами! —

      нависла