Тени исчезают в полдень. Анатолий Иванов
Читать онлайн книгу.
тебя, цветочница! – улыбнулся Захар. – Для поправки ступай-ка на молокоприемный пункт. Раз любишь чистоту – заведуй нашей молоканкой. Вот там и разворачивай во всю ширь эту… санитарию с гигиеной…
Однако Шатрова не приняла ни его улыбки, ни его шутки.
– Я лучше в телятницы пойду, – заявила вдруг она.
– Почему? – удивился Большаков.
– Потому что телки дохнут у вас, как цыплята.
«Как цыплята» – сказано, конечно, чересчур. Но телки иногда падали, это верно.
Разговор происходил как раз на скотном дворе, и телятница Пистимея Морозова, жена бригадира, старуха ласковая, тощая и молчаливая, обиженно поджала губы.
– На все воля Божья. Человек мрет, а скот и подавно Господним перстом не защищен.
– Скот не перста требует, а ухода. А ты, бабушка-пресвитерша, больше в молитвенном доме сидишь…
Это было правдой. По три-четыре раза в неделю Пистимея проводила в молитвенном доме свои баптистские богослужения. Кроме того, чуть не каждую неделю праздновала то день рождения, то день крещения, то день бракосочетания дряхлых старушонок своей общины. А уж о Рождестве, Пасхе, Троице или Преображении и говорить нечего. В эти религиозные праздники для нее хоть подохни все телята… Хорошо еще, что она перед праздниками каждый раз приходила в контору и просила подмены.
Захар несколько раз пытался снять ее с телятниц, но старуха обижалась и чуть не плакала:
– Это как же, Захарыч… За что обижаешь?
– Да ведь от ваших молитв телята в весе не прибывают, – говорил каждый раз с раздражением Захар.
И каждый раз Пистимея отвечала:
– Вот-вот, ты всю жизнь шпыняешь Бога… и нас, весь молитвенный дом, грозишься раскатать. Да убудет ли, коли старушонки мои какую молитву прошепчут? Перемрем – тогда раскатывайте. А я ведь живу как? Молитву – Богу, а руки – людям. Какие ни есть, а все польза. Уж ты не строжись, а я старательней буду приглядывать за животинками.
На этот раз Пистимея, однако, не стала уговаривать оставить ее на работе. Она только оглядела с тоской свои руки, одна из которых была покалечена – указательный и средний пальцы на правой руке наполовину обрублены, – и произнесла:
– Одряхли, знать, совсем, проклятые. Отработали свое, кормилицы.
И пошла, сгорбившись, тяжело шаркая ногами. Шла так, что Захару даже жалко стало старуху.
– Считай, бабушка, что перст Господень распростерся и над скотом, – сказала ей вслед Иринка. И, почувствовав, что получилось это как-то грубовато, прибавила, оправдываясь: – Не люблю я ее…
Распростерся ли перст над беспомощными, тонконогими бычками и телками, защищала ли их теперь целая Божья длань, – во всяком случае, телки с тех пор не падали. И Захар только удивлялся: откуда берутся силы у этой хрупкой девчонки! Когда шел отел, она день и ночь пропадала в телятнике. В это время Ирина становилась раздражительной – лучше не приходи в ее царство без дела, из простого любопытства, – глаза ввалились,