Отнюдь не пидар по привычкам,

      Галантерейный арсенал,

      Как будто баба в косметичке,

      Он в ящике стола держал.

      Такой развёл инструментарий,

      Что им гордился б абортарий.

      Десятки пилок и щипцов

      И для ногтей, и для усов.

      Он целый час без угомону

      Прыщи у зеркала давил

      И на халяву выходил

      Подобно богу Аполлону,

      Который в зад или в перёд

      Или даёт, или берёт.

      Приедет он, обед в разгаре:

      Летают пробки, всё в дыму.

      Он всем знаком, свой в доску парень,

      Скорей к столу, всяк рад ему.

      Во все тарелки и бокалы

      Нахально тычется макалом.

      Вот загуляла в жилах кровь,

      Блестят глаза, поднялась бровь.

      И понеслись потоком с хода,

      Как из волшебного ларца,

      Повествованья без конца:

      Про жизнь еврейского народа,

      Про чукчей и про молдаван,

      И про хохлов, и про армян.

      Ещё проглот жуёт котлету

      И пьёт цимлянский периньон,

      А наш Оневич вновь одетый.

      Куда ж теперь поедет он?

      Куда, такой оставив праздник,

      Зачем-то мчится наш проказник?

      Не догадаетесь вы, нет!

      С друзьями едет он в балет…

      Вы, может, скажете: “Вот лохи,

      В балет, когда такой обед!”

      Я вам скажу на это: нет.

      Ведь господа из той эпохи

      Не только жрали наобум,

      Но и имели вольных дум.

      Сперва читали все Вольтера —

      С Вольтером общий был психоз.

      Его Радищев, как холеру,

      В мозги их скорбные занёс.

      Здесь декабристы загалдели,

      Но царь зажал их в чёрном теле;

      Там Герцена тоска взяла,

      Он начал бить в колокола.

      Потом вообще пошли прохвосты —

      Что ни “мыслитель”, то подлец.

      Левей, левей! И наконец

      Серийные маньяки просто.

      Добились умные башки,

      Прощай, хозяйские горшки.

      А всё с театра начиналось,

      Куда герой наш посвистал.

      Аншлаг. Билетов не осталось,

      Но он и здесь прорвался в зал.

      Театр полон, блещут ложи,

      А он, светя напитой рожей,

      Идёт меж кресел по ногам,

      Цепляясь за корсажи дам.

      И, в кресло плюхнувшись с размаха,

      На сцену зырит, сморщив лоб.

      Потом, прищурясь, как циклоп,

      В соседку, бледную от страха,

      Спросил: «Мадам, что там идёт?

      Спартак! Во блин, какой там счёт?»

      Ещё Спартак на сцене мочит

      Врагов рабочих и крестьян,

      А наш герой другого хочет,

      На бал помчался наш смутьян.

      Бал – так ещё в начале века

      Звалась в России дискотека,

      Где грациозно и томно

      Кружились пары под фоно.

      На