В то время бурь и катаклизмов

      Я Женю взял в поводыри,

      И яркий свет его цинизма

      Моё сознанье озарил.

      Я умным стал, я стал нахалом

      И тоже циником, и стала

      Любовь на жизненной стезе

      Нужна мне, как баян козе.

      Пока друзья в грустях, в печалях,

      Лазурных грёзах и мечтах

      Об их пленительных местах

      Уныло в пустоту кончали,

      То я прикинул, что почём,

      И зрелых баб им предпочёл.

      И вдруг его родитель сгинул,

      Приняв безвременную смерть.

      Оневич хавальник разинул,

      Наследство с папы поиметь.

      Мечтал сынишка о банкнотах,

      Но папа признан был банкротом,

      А он – ответственным лицом,

      И взят за жопу с трёх концов.

      «Атас», – подумал наш Евгений.

      Когда ж с четвёртого угла

      На парня «крыша» наползла,

      Он сразу потерял терпенье.

      «Браткам» он отдал всю ботву:

      «Давитесь, гады. Проживу!»

      И что вы думаете? Прожил.

      Вдруг понаехали гонцы:

      «Ваш дядя при смерти, на ложе,

      Уже готов отдать концы.

      Его последнее моленье —

      Увидеть вас». Без промедленья,

      Пока чужой не обскубал,

      Оневич к дяде постебал.

      В дороге, думая, что ради

      Бабла придётся поскучать,

      Чтоб старика не огорчать,

      Но не застал в живых он дядю.

      Оневич малость опоздал,

      Где стол был яств, там гроб стоял.

      Конечно, дядю закопали.

      Попы на шостый спели глас

      И на поминках погуляли,

      Как это водится у нас.

      Наутро Женя похмелился

      И вскоре резко изменился,

      И удивились все, что он,

      Оставив прежний выгребон,

      Капусту садит, как Гораций,

      Считает центнеры на круг,

      Разрыл всё, как навозный жук

      И в бане парит сельских граций,

      Лабает “кантри” на банджо —

      Таким козлом он стал ужо.

      Что ж, отчитаемся по факту —

      Точней не знаю, как сказать —

      Рассказ мой подошёл к антракту.

      Прошу немного обождать.

      Мне надо разобраться в чувствах

      И с тем, как вам моё искусство

      И дар поэта и творца,

      Возможно, тронули сердца.

      Одну главу слепить не диво,

      Но надо семь ещё создать,

      И чтобы были ей под стать.

      Иду вперёд неторопливо.

      Я сам себе поставил цель,

      А вы смотрите в мой прицел.

      Район, где кент наш объявился,

      Полмира мог дерьмом залить,

      И каждый из него стремился

      Скорее лыжи насмолить.

      Но прав ничьих не уважали,

      Всех в крепостном ярме держали,

      Хотел ты этого иль не,

      И все барахтались в говне.

      Господский