Пред Пасхи празднеством явясь среди суровых

      Первосвященников – гонителей Христовых,

      Сказал Искариот Спасителя врагам:

      «Что вы дадите мне, когда Его предам?»

      И, плату отсчитав, синедрион в восторге

      Скрывал от остальных о заключенном торге…

      Дни приближалися… и на Петра вопрос:

      «Где Пасху праздновать?» – ответствовал Христос:

      «Ступайте, в городе вам встретится идущий

      Поспешно человек, кувшин воды несущий,

      Скажите лишь ему: Учитель нас прислал,

      Зане он говорит, что час Его настал.

      Веди ж нас в горницу, где б мог с учениками

      Он Пасху совершить! – и тот, идя пред вами,

      Укажет горницу, что устлана ковром,

      Большую, светлую и с убранным столом.

      Там приготовьте все». Услышав это слово,

      Исполнили они веление Христово;

      И все нашли, как им сказал в беседе Он.

      Когда же сумраком оделся небосклон,

      Приблизился Христос спокойными шагами,

      В одежде праздничной и с ясными очами,

      И, первый перейдя чрез храмины порог,

      С апостолами он за трапезу возлег.

      Спускалась над столом висячая лампада,

      В открытое окно повеяло из сада

      Благоуханием и сумраком ночным.

      Лицо Спасителя сияло неземным.

      Христос взял в руки хлеб и, преломив его,

      Сказал: «Вкусите все от Тела Моего».

      И чашу вознеся, налитую до края вином,

      Он произнес, ее благословляя десницею Своей:

      «Сия есть кровь Моя Завета Нового!

      Все пейте от нее. Прольется кровь сия грехов

      во искупленье!»

      Словам Учителя внимали в умиленьи

      Апостолы, дивясь загадочным речам.

      Он тихо продолжал: «Я сказываю вам,

      Что приближается мгновение разлуки».

      Но тут воскликнул Петр: «В темницу и на муки —

      Везде пойду с Тобой, Учитель, и, любя,

      Всю душу положить готов я за Тебя!»

      Но молвил Иисус с печалью затаенной,

      Подняв к нему Свой взор, благой

      и просветленный:

      «Не пропоет петух, как, жизнь свою храня,

      Ты отречешься сам упорно от Меня.

      И трижды в эту ночь оставлен всеми буду. —

      И, снова бросив взор на мрачного Иуду,

      Сказал: – Что делаешь, то делай же скорей!»

      Иуда поднялся, он стал еще бледней,

      Во взоре впалых глаз светилося страданье,

      Но миг, один лишь миг продлилось колебанье…

      Он вышел, опустив глаза свои к земле,

      С