Забери мое право на вдох,

      оголи до простого скелета.

      В череде уважаемых вдов

      будешь первой на целое лето.

      Это дольше, чем то, что смогу

      сочинить за всю жизнь для обоих,

      существуя в узорном рагу

      на вульгарных цветочных обоях.

      Голос вычурный мне запрети,

      сократи мой сценический номер.

      Я посредственно жил во плоти,

      но с тобою талантливо помер.

      Не храни меня, а хорони.

      Поза классика прозой дотлела.

      – Это ангелы?

      – Это они.

      Я теперь не писатель, а тело.

      Это подвигом стало моим

      и семейным бессмертием нашим,

      гениальностью, данной двоим

      под венцом с мендельсоновым маршем.

      Остается империя злой.

      Продаются молитвы и свечи.

      Прут стихи сквозь озоновый слой

      и плюют на дела человечьи.

      Я хотел быть поэтом Айги.

      Ждет меня не овчарня, а псарня.

      Уберечь мне в себе помоги

      восемнадцатилетнего парня.

      Чем проще вещество, тем тень его светлее,

      чем фон вокруг темней, тем ярче негатив.

      Есть книжка о любви про темные аллеи —

      там человек живет и, смерть опередив,

      не знает сам, зачем ему такая роскошь.

      Крестообразна тень его любовных дел.

      И он распят на ней, и как ее отбросишь? —

      ту сырость, темноту, которой не хотел.

      Она, как чешуя, как хвост, неотделима

      от всех его следов присутствия внутри

      побега, духоты, раскаяния, грима,

      десятилетий сна, которых не сотри; —

      герой останется заложником, добычей.

      Его не увезут такси и поезда…

      …Есть тень у памяти. У тени есть обычай:

      от вещи отлипать, когда она пуста.

      Но памяти станок не умещает навык

      сточить в себе свои большие шестерни.

      И человек живет. Все время криво, набок,

      как в негативе, – как его ни разверни.

      Графитный и сырой, разбит предельный воздух.

      Горящие кусты, как кадры, мельтешат.

      Слезится человек. Полезен в малых дозах

      холодного дождя глухонемой ушат.

      Чем жестче человек, тем более ухватист

      за тень свою, – твердит из темноты аллей

      лауреат и сноб, сложив любви акафист. —

      Чем проще вещество, тем тень его светлей.

      Удачная