…Сколько истоптано моими ногами…

      На ногах, на руках, на душе шрамы.

      Сколько ещё мне топтать, сколько полосовать —

      за каждый шаг, за каждый шрам “спасибо” и “прости”

      хочу заранее сказать.

      Я вас прошу – не надо драмы.

      Жизнь не кино – здесь паузы нет на рекламу.

      Хотите стенать – стенайте в себя,

      не нужно стоящего рядом обременять.

      Хватит пустых и дурных разговоров,

      все дураки, кто не нюхал тот порох,

      что нам под нос опыт нагло втирает.

      В дёсна втерла. Меня опыт знает.

      Итак, успокойтесь, у всех свои тараканы:

      кто-то злобой берёт, кто-то шармом.

      Будьте не тем, кто беря не даёт.

      Спасибо скажите. Это жизнь.

                 Никто от неё живым не уйдёт.

      Танцуя на красивейших граблях

      и набивая синяки поверх старых кровоподтёков,

      нау́чится любой искусству прятаться в мечтах,

      вместо того, чтоб выйти на дорогу

      расчищенную от безжалостных граблей,

      своих или чужих нелепых уговоров

      ещё раз станцевать с убогой ей —

      надеждой на зелёный свет у светофоров,

      которые всегда лишь алым бьют,

      и кровь из носа хлещет…

      Слепцов чужие взгляды не спасут,

      а ложь, как будто бы от них хотя бы станет легче,

      всего лишь слабым и глупцам приют.

      Граблей удары не помогут никому расправить плечи.

      Сложнее всего писать о своей боли —

      это сколько же нужно воли,

      чтобы хоть процент её заново пережить

      и не начать курить или пить!

      Болью я закодирована. Едва-едва

      дрогнет над бокалом или в дыму моя рука,

      сразу понятно – всё это мимо меня.

      Упал – отжался – вот в чём я.

      Сколько забыто – о, Господь!

      Спасибо, что памятью даровал превозмочь!

      Спасибо за доброе сердце и за мощь,

      что словами должна победу одержать смочь!

      И поднимая взгляд к небесам,

      немо и громко кричу-шепчу вне, и в себя:

      “Прости всех, прошу, и меня”.

      Раскаянием за боль, нанесённую мной и не мной, крещена.

      Сейчас буду в глупости признаваться:

      была глупа и, честно, не один раз,

      была мала,