Величье храма и тоска музея,

      Проулок разорвав напополам[2],

      Стремятся в небеса, а я балдею,

      Оглядывая все по сторонам:

      Юродивые, нищие с сумою,

      Анахореты с белой бородой,

      Уродливое, бедное, кривое,

      Страна веков, минувших предо мной.

      Интеллигентное, в беретке, свитерочке,

      Глаза распахнуты, души возвышен взор,

      Здесь зонтик в сумочке, а здесь мозги в кулёчке,

      Восьмидесятые, вот-вот зайдёт Егор[3].

      И те и эти молятся холстине,

      И тем и этим наша жизнь трудна,

      Увязли обе очереди в тине,

      Не призовёт их к подвигу страна.

      А я иду широкими шагами

      На улицы и площади Кремля,

      И тех и этих посылая к маме.

      Где плаха здесь? По ком колокола?

      Плывёт броненосец «Потёмкин»

      Над чашей ночных «Лужников».

      К чему вам привет от потомков?

      Вам – слава лихих моряков.

      Ведь вы не стерпели позора

      И не проглотили обид,

      Под вами – чернеющий город

      И прошлое за борт летит.

      Оно оседает в подвалах,

      Где нищие скудно живут,

      Оно в чайханах и дувалах,

      Где герыч ледям продают.

      Оно в палачах-полицейских

      И свете московских дворцов,

      Оно во мздоимстве судейских,

      В кастетах лихих молодцов.

      Но выплыл из Черного моря

      Наш гордый и старый корабль,

      Ему салютует «Аврора»

      И вечно живущий «Варяг».

      Встают на защиту герои

      Погибшей, но славной страны,

      Подъедет вот-вот бронепоезд

      Что был на запасном пути.

      А надо залазить в нежную душу поэта?

      Хоть грязную обувь снимите, читатель, при этом.

      Стоят наши души в одном поэтическом поле,

      Мечтаем, что тризны не справит никто в нашем доме.

      Пускай будут свадьбы, крестины, души именины,

      Пускай будут страсти, но только любовью лечимы,

      А выйдешь из дома – прикрой от невзгоды затворы,

      Читатель уходит и лезут в душонку к нам воры.

      Их доля печальна – пожива их ждёт небогата,

      Отдали читателю все, как родимому брату,

      Внутри только пыль, да холодные голые стены,

      Потрогай