В краю гор и цветущих долин. Иван Царицын
Читать онлайн книгу.
безликой? Или быть кем-то – быть человеком?
Девушку разрывало чувство долга. Она ещё помнила реконструкцию, помнила те эмоции, помнила славное, такое родное слово – товарищество. Она обещала себе быть надёжным товарищем, и Коновальцев говорил ей, что отрекаться от собственных обещаний не достойно звания коммуниста. Он твердил о нравственной дисциплине, которой нужно научиться, и никогда не сдаваться, не сходить с намеченного пути.
– Мужество можно проявлять в разных формах, – убеждал он. – Например, в каждодневном труде на благо общества, в стойкости и верности. Воспитывай в себе нравственную дисциплину, какая была у Павки Корчагина. Он не гнался за дешёвым авторитетом. Почитай «Как закалялась сталь», посмотри, как выглядит настоящее мужество.
И вроде бы правильные слова он говорил, да только Лера не Павку Корчагина любила.
И день за днём, месяц за месяцем тотальная, удушающая несвобода закрадывалась в сердце, и становилась тем незримым, что отделяло Леру от остальных членов Союза.
В очередную годовщину Октябрьской революции она пришла на демонстрацию, где Иван всучил ей флаг и указал на шеренгу вытянутых по струнке австрийских курток с начищенными бляхами и медальками:
– Орлы! Орлы! – и наклонился к Лере. – Только дышат.
Ей не было дела до «орлов», единственная военная форма, которая ей нравилась – форма Ивана Коновальцева. Только чтобы видеть его в ней, она и вступила в Союз.
Затем она шла в медленно текущей толпе, со всех сторон её жали незнакомые люди, по голове стучали красные воздушные шарики, в ухо хрипел лозунгами мегафон. Иван шагал впереди, в одном строю с партийным начальством, а если бы он шёл рядом, если бы она сжимала его ладонь, а не холодный флагшток, то как было бы чудесно вместе разделить дух праздника.
Демонстрация двигалась к Комитету. Там, выполнив партийное поручение, толпа начала постепенно рассасываться. Атрибутика – флаги, транспаранты, плакаты – лежала в актовом зале бесформенным нагромождением. Пётр Мельниченко руководил австрийскими куртками – они собирали атрибутику и муравьиным ручейком оттаскивали на веранду, где на непредвиденный случай хранился всякий хлам.
Лера свою палку с намотанным флагом отдавать не хотела.
– Моё, моё, – рычала на тянувшиеся к ней болотного цвета армейские рукава.
Устав отбиваться, она залезла на стол, расправила красное полотнище, и взмахнула, хлестнув Коновальцева по выбритой щеке.
– Вставай, проклятьем заклеймённый, вставай на смертный бой! Даёшь революцию!
Своими воинственными криками она переполошила австрийские куртки. Они копошились, точно насекомые, подпрыгивали, пытаясь зацепить и отнять флаг, шуршали от злобы. Коновальцев протискивался к столу, потрясая кулаками, крича во всё горло:
– Угомонитесь немедленно, угомонитесь немедленно!
Из кабинета выполз