Лучше Ницше, чем никогда. Андрей Бычков
Читать онлайн книгу.
он был, он был с вами – он начинал говорить, это была чистейшая, ясная мысль.
Был у него пушистый персиковый кот Васька, оставлял волосинки на брюках. И даже когда сидели мы как-то с Мамлеевым в ресторане, видел я эти ворсинки на брюках. Рассказывал я тогда Мамлееву про Шварцкоглера, венского акциониста, как он отрезал от члена кусочки и посылал сам себе по почте. Чрезвычайно Мамлеев и заинтересовано слушал, кивал, нарезал, придерживая вилкой на тарелке мясцо, хмыкал, посмеивался. Шутили, помню, мы над Шварцкоглером.
Быт и бытие были стихиями. Из комнаты в комнату простирались они. Переходил Мамлеев из комнаты в комнату. Звал: «Маша! Маша! Ты где?» Маша рассказывала нам про жизнь в Америке, показывала фотографии. Слава богу, что это еще можно увидеть, вспомнить, почувствовать заново эту мамлеевскую вещность и вечность, метафизику быта его, есть замечательный документальный фильм Валентины Бек – «Вести с того света». Обязательно посмотрите.
Невероятно притягательный был это человек. Удержаться от его притяжения метафизического и не завращаться вокруг него, не затанцевать на краю его бездн было невозможно. В его произведения я буквально провалился тогда, читал их запоем, читал «Шатуны», не дыша. Я ненавидел весь этот уродливый, навязанный нам кем-то мир, и в русских рассказах и романах Мамлеева находил отдушину для своей ненависти. Значит еще есть художники подлинного мира, думал я, а теперь уже и знал наверняка, и значит литература – дело не совсем потерянное. Сошлись мы с Мамлеевым на нашей проклятой русскости. Дотягивалась она от Адвайта-веданты до складок Делеза, я тогда только вернулся из Индии. Кружил вокруг мамлеевского метафизического ядра как бодрийяровский электрон, кружил на околопостмодернистской (или скорее – анти) орбите. Я был отчасти уже патафизик, а он был классический традиционалист. Притягивал он «высшим Я», отвечал на кружения мои на «рене-геноновском» языке. Познакомился я с ним в начале двухтысячных.
У меня был индуистский роман – «Дипендра» и несколько новых рассказов, также и повесть «Пхова», о прохождении буддийской практики смерти, я попросил его почитать. Маша зачитала ему вслух мой «Русский рассказ» (сам он уже не мог, не позволяли глаза). И он сразу позвонил мне и сказал, что рассказ очень его впечатлил, что я, конечно же, сильный писатель и свое видение у меня есть. И попросил, чтобы я записал «Дипендру» ему на аудиокассету. Прослушав, согласился с радостью написать предисловие. Написал, что я уникальный писатель. В каком-то смысле Мамлеев крестил меня на русскую литературу во второй раз. Безмерно благодарен я Юрию Витальевичу. Разумеется, я стал приезжать к нему в гости все чаще. Были такие дни рождения его, которые мы отмечали в узком кругу – Юрий Витальевич, Маша, один из старейшин дзогчен-общины Сергей Рябов, друг его близкий Женя Лукьянов и я, метапататеорфизик со своей любимой Юлечкой. Славные были времена! Где они?
Мамлеев выявил и обозначил фундаментальный горизонт. Он угадал эпоху. У нас отнимали реальность. И дух захотел снова