Антропология повседневности. М. Н. Губогло
Читать онлайн книгу.
вдохновившего его, взрослого и талантливого поэта, по истечении сорока лет после окончания Великой Отечественной войны на пронзительные признания в его знаменитой «Балладе о борьбе» о «книжных днях», «глотающих книги» и «пьянеющих от строк».
Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от детских своих катастроф.
Детям вечно досаден
Их возраст и быт
И дрались мы до ссадин,
До смертельных обид.
Но одежды латали
Нам матери в срок,
Мы же книги глотали,
Пьянея от строк.
Я умел читать еще до поступления в школу. Этому меня научили моя мама и проживавшая в нашем доме до депортации моя двоюродная сестра Дан Варвара Георгиевна (дочь старшей дочери моего деда). Мне уже приходилось рассказывать, что при депортации в 1949 г. две детские книги «Чук и Гек» и «Дальние страны», взятые мной из Чадыр-Лунгской библиотеки, оказались со мной сначала в с. Сухановка, потом в с. Тамакулье Курганской области.
Однотомник избранных произведений Т. Гайдара я вернул Чадыр-Лунгской библиотеке через много лет вместе с несколькими своими опубликованными к тому времени книгами.
Немного в иной, полусерьезной и полушутливой окраске и упаковке (без Буджакского «зла» и без Тамакульско-Каргапольской «любви») преподносил обычаи применения ненормативной лексики в молдавском селе классик молдавской литературы Ион Друцэ. Приглядимся к изображению соответствующей ситуации в его знаменитом романе «Бремя нашей доброты», излагающем события в послевоенном молдавском селе Чутуря, что когда-то возникло в бескрайней Сорокской степи.
Литературный герой Иона Друцэ Костаке Михай, старый возница, когда
…проезжал мимо двух домиков братьев Морару, увидел посреди дороги чумазого мальчика, сгребающего пыль в кучки. Мальчик был юркий и носил такую короткую рубашку, что немыслимо было ошибиться, относительно его пола. Его двоюродный родственник сидел на заборе и ждал, когда братика переедет телега. Костаке Михай не знал, какие у них счеты, а кроме того, опасался за свою старую и дряхлую телегу. Потому-то он и остановил лошадку, крикнул чумазому, чтобы убрался побыстрее с дороги, но тот сказал сердито, не оборачиваясь: «не хопу».
Костаке Михаю ничего не оставалось, как спрыгнуть с телеги, взять его подмышки и поставить у ворот с таким расчетом, чтобы стоял он там долго и смирно. Но когда Костаке Михай возвращался к телеге, услышал за своей спиной популярное молдавское ругательство, в котором речь шла об определенных отношениях между этим карапузом и давно усопшей матерью Костаке Михая [Друцэ 1977: 455–456].
Нельзя без смеха и некой доли горечи и грусти читать эти строки, и далее, без сожаления, их продолжение.
…Костаке Михай знал,