Антропология повседневности. М. Н. Губогло
Читать онлайн книгу.
триколор, хорошо знакомый мне по коврам, что остались висеть в родном доме в комнатах моих родителей, а также в комнате, в которой гостили родственники или постояльцы по четвергам в дни Чадыр-Лунгской ярмарки, завораживал сибирских сверстников и сверстниц необычным сочетанием цветов так же, как сегодня привлекают внимание гагаузские ковры в музеях и на международных ярмарках. Моему деду, страстному любителю и знатоку лошадей, в моем альбоме нравились рисунки различных пород лошадей, которые я срисовывал или просто копировал из учебников, из различных иллюстрированных изданий. Особенно его восхищал вороной конь, на котором в величественной позе восседал мощный Илья Муромец. Нравилась лохматая белая лошадь Добрыни Никитича, вместе с седоком устремленная за горизонт, и несколько менее выразительный конь с золотой гривой самого младшего из богатырей, Алеши Поповича.
В первые годы депортации, до смерти И. Сталина, дед вынужден был стать колхозником. И его, как знатока лошадей, назначили «бригадиром» (проще говоря – сторожем) колхозной конюшни. В его распоряжении было несколько колхозных лошадей, запасы кормов, с десяток телег и саней, а также вся полагающаяся упряжь. Пользуясь своим «служебным» положением, он обучал меня езде верхом на лошадях, объясняя правила езды на разных скоростях.
И когда я мчался, нетерпеливо набирая скорость, вдоль колхозных картофельных и клеверных полей, дед сильно сердился и ругал меня за то, что, во-первых, я сгорбленно сидел верхом на скакуне, или, во-вторых, очень быстро переводил его бег с «каменистой» рыси на мягкий и плавный галоп. Он не скрывал досады, когда я не понимал того, что вальяжно-торжественная рысь куда более благородна, чем тривиальные взмахи аллюра. А мне-то, бедному, без седла, на вечно голодной, поэтому с острым горбом лошади каково было, когда бег рысцой, казалось, вот-вот раздробит мне то, что должно было быть в седле, а не на спине костлявой лошади.
Если я сегодня правильно понимаю свои представления тех школьных временах, то мне кажется, что на стыке между исходом сталинского периода нашей истории и грядущей хрущевской оттепелью картина Васнецова «Богатыри» была величественным символом и знамением советского патриотизма в 1940–1950-е гг. Широко раскинутая степь, плывущие облака по небу, зеленая трава под копытами лошадей, невообразимая мощь, исходящая от легендарных (русских) богатырей и их доспехов, не только радовали глаз яркими красками, но и вселяли в душу твердую уверенность и гордость за свою страну. Можно предположить, что в военные и послевоенные годы копии этой картины тиражировались в миллионах экземпляров. Репродукции этой картины висели в школьных коридорах и кабинетах чиновников, в библиотеках и избах-читальнях, порой едва ли не успешно конкурируя с портретами «вождя народов». Невольно думается: где она теперь, эта символика, воспитывающая в повседневной жизни любовь к отечеству и солидарность россиян, как сограждан российской нации?
В пушкинские