– Мы роем земные недра

      под грузом тоски вечерней.

      О том, как трещат цикады

      и маки цветут, – мы знаем

      и сами в укромном логе

      на арфе без струн играем.

      О, как идеал наш прост,

      но он не доходит до звезд!

      А нам бы – мед собирать,

      и щелкать в лесах, как птицы,

      и грудью кормить детей,

      гулять по росе в медунице!

      Как счастливы мотыльки

      и все, что луной одеты,

      кто вяжет колосья в снопы,

      а розы – в букеты.

      И счастлив тот, кто, живя

      в раю, не боится смерти,

      и счастлив влюбленный в даль

      крылато-свободный ветер.

      И счастлив достигший славы,

      не знавший жалости близких,

      кому улыбнулся кротко

      наш братец Франциск Ассизский.

      Жалкая участь —

      не понять никогда,

      о чем толкуют

      тополя у пруда.

      Но им дорожная пыль

      ответила в дымке вечерней:

      – Взыскала вас щедро судьба,

      вы знаете, что вы черви,

      известны вам от рожденья

      предметов и форм движенья.

      Я ж облачком за странником

      в лучах играю, белая,

      мне бы в тепле понежиться,

      да падаю на землю я.

      В ответ на жалобы эти

      деревья сказали устало:

      – А нам в лазури прозрачной

      парить с малолетства мечталось.

      Хотелось летать орлами,

      но мы разбиты грозою!

      – Завидовать нам не стоит! —

      раздался клекот орлиный, —

      лазурь ухватили звезды

      когтями из ярких рубинов.

      А звезды сказали: – За нами

      лазурь схоронилась где-то…

      А космос: – Лазурь замкнута

      надеждой в ларец заветный.

      Ему надежда ответила

      из темноты бездорожья:

      – Сердечко мое, ты бредишь!

      И сердце вздохнуло:

      – О Боже!

      Стоят тополя у пруда,

      и осень сорвала их листья.

      Мерцает серебряной чернью вода

      средь пыли дорожной и мглистой.

      А черви уже расползлись кто куда,

      им что-то, наверное, снится.

      Орлы укрываются в гнездах меж скал.

      Бормочет ветер: – Я ритм вечный!

      Слышны колыбельные песни в домах,

      и блеет отара овечья.

      На влажном лике пейзажа

      морщин проступают сети —

      рубцы от задумчивых взглядов

      давно истлевших столетий.

      Пока отдыхают звезды

      на темно-лазурных про́стынях,

      я сердцем вижу свою мечту

      и тихо шепчу:

      – О Господи!

      О Господи, кому я молюсь?

      Кто Ты, скажи мне, Господи?!

      Скажи, почему нет нежности ходу

      и крепко надежде спится,

      зачем, вобрав в себя всю лазурь,

      глаза смежают ресницы?

      О, как мне хочется закричать,

      чтоб слышал пейзаж осенний,

      оплакать свой путь и свою судьбу,

      как черви