Об отношении к религии в позднейших автобиографиях Есенина, как правило, сообщаются весьма противоречивые сведения, зависящие от того, кем он хочет предстать перед читателем в данную минуту: закоренелым безбожником и смутьяном или же благостным тихоней, напитавшимся верой от самой Земли и от своих патриархальных родственников. В первом случае Есенин отрезает: “В бога верил мало. В церковь ходить не любил”[70]. Или разыгрывает простодушного собеседника: “С боженькой я давно не в ладах. Дед считал меня безбожником, крестился, когда меня видел. Как-то из озорства я отрезал кусочек деревянной иконы, чтобы разжечь самовар, – какой скандал был! Вся семья меня чуть не прокляла”[71].

      Во втором случае приводятся сомнительные сведения о дедушке-старообрядце и о детских странствиях с бабушкой по всем русским монастырям. “Есенин недаром вырос в раскольничьей семье, недаром с детства копировал образа новгородского письма (! – О. Л., М. С.), недаром слушал от своего деда-раскольника библейские легенды и каноны святых отцов, – со слов самого поэта делился с читателями в 1918 году доверчивый В. Львов-Рогачевский. – <…> Он учился в большом торговом селе Спас, где был древний храм Спаса, и ему казалось, что там, около родного Спаса, и родился маленький Исус”[72].

      Скорее всего, в молодом Есенине, как и во многих подростках его возраста и темперамента, органично уживались тяга к вере и восхищение красотой церковной службы со скукой от долгой протяженности этой службы и с мальчишеским озорством. Е. Хитров, есенинский учитель, пишет, что “церковные службы и пение” будущий поэт “любил, хотя сам пел плохо” [73]. А. Чернов, есенинский соученик, вспоминал: “Нам вменялось в обязанность читать шестипсалмие в церкви во время всенощной по очереди. Сергей Есенин обычно сам не читал, а нанимал за две копейки своего товарища Тиранова”[74]. И. Розанову в 1920-х годах поэт рассказывал, сознательно или по привычке пережимая то в ту,