«Московский сборник» – журнал обер-прокурора Священного Синода К. П. Победоносцева (1827–1907), первое издание журнала 1896 г. Г. Флоровский отмечал характерный выбор Победоносцевым авторов своего журнала: Карлейля, Эрьесона, Гладстона и даже Герберта Спенсера. В. В. Розанов называл «Московский сборник» грешной книгой («это грех уныния, безверия, печали…»).

Предсказание Ильина не заставило себя долго ждать. Не прошло и полугода, как в берлинской газете «Руль» появился крайне отрицательный отзыв Ю. И. Айхенвальда. Сам этот отзыв характерен и вскрывает природу антагонизма между Ильиным с его соратниками и их принципиальными противниками. Поэтому мы приводим его здесь полностью.

«Русский Колокол Журнал волевой идеи. № 1 Только что вышедшая первая книга этого журнала, издаваемого и редактируемого проф. И. А. Ильиным, в большей своей части последним и написана: шесть статей снабжены его подписью, а там, где ее нет, там, где выступает “Старый Политик” и даже “Прибывший оттуда”, тоже чувствуется энергичный и внушительный, стальной стиль И. А. Ильина. Дело не меняется от того, что две из упомянутых шести статей подписаны сверх того еще А. Бунге. Таким образом, перед нами пока – не столько журнал, не столько труд коллективный, сколько единоличное духовное поместье почтенного редактора-издателя. Этой явной печатью определенной личности и объясняются приметы “Русского Колокола”, звучащего громко, звонко, патриотично и… риторично. “Волевая идея” облечена в такую словесную форму, в такую фразеологию, которая меньше всего проста и больше всего приподнята и напыщенна. Этот холодный пафос в читателе горячности не вызывает. Даже неприятно и неловко становится, что те высокие религиозные, национальные и государственные ценности, на защиту которых “Колокол” так желанно поднял свой призывный звон, нашли себе подобное прославление, благовест подобного тона. Высокое не высокопарно; высокого не надо приподымать. Иначе убедительность проповеди не возрастает, а наоборот, слабеет. В связи с отмеченной особенностью журнала его изложение выдержано в тонах дидактических и слишком общих. Конкретное надо извлекать здесь из абстрактного и места частные отмежевывать от общих мест. Сделав это и услышав наиболее внятное и понятное, что идет с высот новой колокольни, мы с удовлетворением узнаем следующее: грядущая Россия, освященная и очищенная, рисуется “Колоколу” не как восстановленная в своих дореволюционных порядках, – “мы желаем… чтобы она была избавлена от нового, повального, имущественного передела, и, следовательно, от новой гражданской войны”. Точно так же успокоенно приемлешь заявление: “ни к кому из русских людей, любящих Россию, как свою родину, мы не питаем злобы, ни мстительных чувств”. Но уже только безусловных единомышленников И. А. Ильина удовлетворит его утверждение, что идея священной России “зовет нас воспитывать в себе” именно “монархические устои правосознания”. Привлекателен возвышенный дух журнала, вызов материализму с его “короткими целями», сильны строки о том, что “вместе с Вольтером и вслед за Вольтером европейское человечество высмеяло и просмеяло свои святыни”; но идеализм не должен вырождаться в идеализацию; а она, слащавая, характеризует “Русский Колокол” – там, например, где о русском народе говорится, что у него “благодушная и благородная, но детская душа”, что “наш простой народ как дитя доверчив, как дитя поддается дурным влияниям, как дитя буянит”. Неприятна игра стилистики в предлагаемом изобильном запасе, в подборе “девизов Белого движения”; бесспорно, они все героичны и благородны, – но вот это обилие, это перепроизводство благородства как раз и смущает, тем более, что и весь журнал вообще страдает в этом отношении каким-то отсутствием стыдливости, душевной нецеломудренностью, т. е. он слишком охотно, много и открыто говорит о самом святом и заветном. Его страницы словно пропитаны добродетелью, моралью, религией. Между тем гораздо большее впечатление производит “Русский Колокол” не этим и не своим теоретико-патетическим осуждением революции, социализма, коммунизма, а теми прослойками фактов и сведений, которые вкраплены в его хотя и патриотическую, но одноцветную и отвлеченную ткань. Так, хотя и в статье И. С. Шмелева “Как нам быть?” немало этого суммарного и безответственного патриотизма (история России, оказывается, не простая, а «как бы священная история, совершенно особенная, чем история других европейских народов, вторая священная история»), но все же размышления автора искупает и над ними возвышается реальный образ его корреспондента – человека, принесшего себя в жертву России, одного из тех, кто теперь “у чужой притолки слонится”; боец этот и мученик семь лет сражался, у него дважды пробита грудь, отца его, скромного педагога, расстреляли, мать у него от голода и горя умерла, брат, забранный в красную армию, застрелился, без вести пропали сестры, загублена невестка; сам он работает под землей, в Болгарии, бьет киркою в черную стену шахты, “бьется незадачливо головой в душные угольные стены”, каторжно трудится из-за горсти бобов – и все-таки духовно живет верой в Россию, в светлую, белую Россию… Такой образ и такая биография насколько же красноречивее красноречивых тирад “Колокола”!.. Тоже фактической и бодрящей правдой ценны (особенно для малоосведомленных в новейшей истории нашего отечества) приводимые гг. Ольденбургом, Бунге и Ильиным данные о России перед революцией, о русской территории 1914–1927 гг., о населении России в 1897–1914–1927 гг. Такой же положительный характер имеет и историческая справка Лоллия Львова о “бесстрашных людях” XVII столетия.

В общем, слишком пространный для прокламации, слишком туманный для программы, первый номер “Русского Колокола” дает больше пышной словесности, чем политической осязательности; и такой набат никак не может достигнуть своей благой цели. Именно о России, именно о защите России следовало бы говорить более по-русски, т. е. не нажимая <на> педали, а просто, задушевно и тепло.

Антагонизм Айхенвальда и Ильина заключается в том, что, по афористическому выражению Романа Гуля, Ильин и русские не хотят смотреть на мир «глазами евреев», а Айхенвальд и евреи не желают смотреть на Россию, русский народ и на весь мир «глазами русских». Это «так обстоит», как мог бы сказать Ильин.

См. также его заметку «Об антисемитизме» в Приложении к этому тому.

См. статью Ильина «Правда о масонстве» в Приложении к этому тому и статьи о «Православии и католичестве»// Ильин И. А. Собрание сочинений: В 10 т. М.: Русская книга, 1993. Т. 2. Кн. 1. С. 383–395.

См. статью Ильина «О рыцарском духе» (с. 473–478 настоящего издания).