Русский Колокол. Журнал волевой идеи (сборник). Иван Ильин
Читать онлайн книгу.
соотношение Церкви и государства (от Феодосия Печерского и преп. Сергия до Филарета Романова) есть верное и мудрое – взаимная независимость и взаимное непосягательство авторитета Церкви и авторитета мирской власти при творческом сотрудничестве в едином деле Божьем на земле; 2) что для восстановления этой традиции необходимо поколение мудрых и сильных характеров в современной церковной иерархии; 3) что единство Церкви недостижимо ни на путях церковной бесхарактерности, безволия и безвластия, осложненного эклектической интеллигентщиной и религиозным декадентством, ни на путях восприятия католического духа с его посяганием на власть и на политическое влияние, духа, осложненного упрощенною прямолинейностью в трактовках нравственных и канонических проблем; 4) что Церковь должна провести непреступаемую грань между собою и духом извращенного мистицизма (Феофан[9], Распутин). Само собою разумеется, что раскрывать пункты 3 и 4 надлежит с чрезвычайной осторожностью, бережностью и тактом; однако не без честного дерзания[10].
Католичество
Не вступая в догматические и историко-канонические споры, мы должны показать чужеродность и религиозную неверность католицизма в двух основных вопросах: о субъективном источнике веры и мироприятия. 1) Для католика вера есть акт волевого усилия (а не любви и ви́дения, как в православии); отсюда гетерономия, формализация церковности и молитвы, инквизиция и агрессивная пропаганда во что бы то ни стало. 2) Католик приемлет мир, исходя от мира сего, по-мирски искаженным актом на путях власти и лукавства (а не очищения и умудрения, как в православии); отсюда моральный казуизм, иезуитство, светские посягания пап и интернационализм в политике. Посему мы отвергаем унию, оберегая древнюю чистоту и мудрость православия.
Философия
Философия вырождается в отрыве от живого духовного опыта, от религиозных корней души и нравственной чистоты самого философа. Философ несет особенную ответственность и обязан предметно обосновывать каждое свое утверждение. С этой точки зрения необходимо обновление всей философии: новое учение об очевидности, о строении философского акта, о соотношении религии и науки, о добродетели, о правосознании и художественности. Необходим нещадный анализ беспочвенности и извращенности философствующей публицистики за последние 25 лет, начиная от Розанова и кончая евразийцами[11].
Наука
Нам важно оттенить 1) самоценность науки – ее критериальную самостоятельность, ее независимость от всяких политических, социальных и морализующих тенденций, ее свободу; 2) ее духовную ответственность и необходимость поддержания на высоком уровне начала академической чести; 3) ее воспитывающую силу: человек приобретает умение самостоятельно индуктивно-интуитивно испытывать и исследовать предмет;
4) ее принципиальный самоурезывающийся аскетизм и релятивизм; отсюда ее гностическая и религиозная скромность;
5) ее
Имеется в виду Феофан (в миру Василий Дмитриевич Быстров, 1874–1940) – архиепископ Полтавский, ректор Петербургской духовной академии, с 1920 г. вместе с другими русскими иерархами оказался в Константинополе, где вел активную церковную политику, выступая против ложного учения митрополита Антония (Храповицкого) о догмате Искупления и против софианства о. Сергия Булгакова. Ильин упоминает его в связи с Распутиным, так как, будучи духовником царской семьи, владыка Феофан по просьбе императрицы съездил в Сибирь, чтобы самому узнать о прошлом Григория Распутина. Результаты его поездки не выявили ничего порочного. Считается, что благорасположение к Распутину тогда еще архимандрита Феофана, как и епископа Саратовского Гермогена и епископа Сергия (Страгородского), способствовало сближению знаменитого сибирского старца с царской семьей. Однако уже в 1911 г. епископ Феофан высказал императрице свои критические замечания о поведении Распутина, что стоило ему места в столице. Тем не менее при Временном правительстве 1917 г. он, как духовник государыни, объективно свидетельствовал в специальной Чрезвычайной комиссии как о «нравственно чистых и безукоризненных отношениях» между Распутиным и императрицей, у которой «все ее отношения сложились и поддерживались только тем, что Григорий Ефимович буквально спасал от смерти своими молитвами жизнь горячо любимого сына Николая, цесаревича, в то время как современная научная медицина была бессильна помочь» (см. подробнее:
4-й пункт отмечен Врангелем на полях: «Так», а последнее предложение им подчеркнуто.
Последнее предложение отмечено Врангелем: «Так».