Золотой скарабей. Адель Алексеева
Читать онлайн книгу.
обеда Архарова поднималась, крестилась и кланялась на обе стороны, неизменно приговаривая: “Сыто, не сыто, а за обед почтите: чем Бог послал”. Она не любила, чтобы кто-нибудь уходил тотчас после обеда.
– Что это, – замечала она, немного вспылив, – только и видели; точно пообедал в трактире. – Но потом тотчас смягчала свой выговор. – Ну, уж Бог тебя простит на сегодня. Да смотри не забудь в воскресенье: потроха будут.
После обеда она раскладывала пасьянс или слушала чтение, преимущественно романов. Ей очень нравился “Юрий Милославский” Загоскина; но когда герой подвергался опасности, она останавливала чтение просьбой:
– Если он умрет, вы мне не говорите…
Архарова относилась очень строго к людям предосудительного поведения. Когда речь касалась человека безнравственного, она принимала суровый вид и объявляла резкий приговор: “Негодяй, – говорила она, – развратник…”
А потом, наклонившись к уху собеседника или собеседницы, прибавляла шепотом: “Galant!..” Это было последнее ее порицание».
«О темпора о морес!» – так говорили древние. О времена, о нравы! А мы добавим: господа, встретившиеся на пути Андрея в Москву, были сколь самовластительны, столь же и забавны, – и подобных он не видал в уральских краях.
Несколько дней ходил-бродил Андрей Никифоров по московским улицам, переулкам, кривым закоулкам и, наконец, немного освоился с прежней столицей Российской империи. Послал депешу графу Строганову в Петербург – мол, готов немедля предстать перед его сиятельством. Каково же было его удивление, когда получил ответ, в котором граф велел ему явиться в Москве к старому Путевому дворцу и найти там архитектора Матвея Казакова: мол, будешь ему помощником в черчении и прочем, а попутно станешь набираться ума-разума. Вот радость, да еще двойная: и учиться будет чему-то, и по Москве можно еще бродить-глядеть…
Однажды, уже не в первый раз, Андрей оказался на Красной площади, на этот раз с мольбертом: решил зарисовать Спасскую башню, а может быть, и чей-нибудь портрет сделать. Лица изображать он любил с детских лет, сперва непохоже получалось, но теперь сразу можно было признать знакомого.
Он уже заканчивал карандашный рисунок Спасской башни, как к нему подошел солидный и красивый мужчина в белом парике. Спросил:
– Можешь мое лицо запечатлеть на фоне этой башни? Мне ехать надобно, путь не ближний, горы и море, а с собой портрет свой, да еще рядом с Кремлем, недурственно было бы взять – на сердце теплее.
Андрей вгляделся в лицо странного человека, а как взглянул, так не мог глаз отвести. Что за славный лик! Правильные черты, прямой нос, брови – две дуги, на губах приятственная улыбка, но главное – общее, какое-то необыкновенное выражение ума и доброжелательности. А ведь в парике, в шитом камзоле – богат, видать, но держит себя, словно ровня ему, безвестному вьюноше.
– Готов? – спросил господин, терпеливо дождавшись, пока художник очинит карандаши и приспособит этюдник.
– Пожалуйста,