…а ты, слышишь, вставай, эй, солдат, утро уже,

      Завтра Пасха, цвета неба яйцо Фаберже,

      а доктор в карман рукой – шасть, ничего не пойму,

      Кусок сахару, завалялся в кармане,

           в табачных крошках,

           не побрезгуй, держи,

      То тебе подарок, сестра, ой, доктор, спасибо,

           нужно вам самому,

      А больной что лежит, не проснулся, груз двести,

           да брось, не дрожи,

      Наступаем, свернём лазарет,

           нам теперь лишь вперёд и вперёд,

      Ну да хватит трястись, побледнела вся,

           на, нашатырь нюхни,

      Отступает враг, наступаем мы,

           и больше никто не умрёт,

      Все уже герои, а значит, бессмертные,

           ночью над лазаретом огни,

      Недвижимых раненых что, бросать,

           спокойно, за ними обоз придет,

      Да, бросать, сестра,

           доктор, я не могу, они так смотрят, они кричат,

      Не бросайте нас, доктор, сестриченька,

           белых простынок слепой ледоход,

      Я остаюсь, товарищ военврач, ни шагу назад,

      Нарушить приказ – трибунал, я знаю,

           расстреляйте меня,

      Я сама выносила из боя раненых,

           товарищ мой военврач,

      По земле расстелена плащ-палатка,

           и я, ухватясь за край, тащу посреди огня

      И ползу по земле, и тяну, волоку и тащу,

           и тащу, хоть плачь,

      Эту жизнь – через смерть!

      Господи, ее к медали приставь!

      Что вы там бормочете?! Присягу?! Устав?!

      …что у тебя в санитарной сумке, сестра моя?

      Йод. Вата. Бинт. Марля. Спички. Вода.

      Больше ничего нет.

      Ой, наврала. Спирт во фляге. А ещё смена белья.

      А ещё фонарь и свеча: в темноте должен быть свет.

      Вам, хирургам, спирт под расписку дают.

      А мне сунул в сумку наш командир.

      Так небрежно, косился в сторону.

      …а я на бинты рвала с себя бельё.

      Рубашонкой моей, в лоскуты разодранной,

           зиянье кровавых дыр

      На века заматывала,

           бинтовала войны проклятой дымное бытиё.

      Рубашонка моя, ещё теплая…

           тела моего живое тепло…

      Часто думала: вой снаряда —

           и нет лазарета, и меня тоже нет.

      Солнце вижу коричневым, в чёрных тучах,

           сквозь копотное стекло.

      Доктор,