А ветер, старый ловелас,

      Ласкается щекой небритой.

      У мыса мается баркас,

      На нём компа́с, воды запас,

      Полкалача – и хоть сейчас

      Отсюда в океан открытый.

      Всё соответствует: пейзаж,

      На мачте – парус, в трюме – крысы.

      Собрался дружный экипаж.

      Рассвета розовый мираж

      Скользит по черепичной крыше.

      Осточертела болтовня

      И пререканья, и расспросы!

      Здесь боцман – я, и лоцман – я,

      И капитан.

      И все матросы.

      А на старом условном месте,

      где бросал якоря корвет,

      Атлантиды в помине нет,

      и у ветра другие песни.

      Если тихо сойти с ума,

      с непривычки немного жалко…

      Там, на мачте – одна русалка

      несуразна, как я сама.

      Вот бы кто-нибудь ей помог.

      Просто руку подал, быть может,

      что, возможно, и не поможет,

      но приятно же, видит Бог.

      А в округе кишмя киша

      только нечисть наводит скуку,

      только стрелки бегут по кругу,

      непонятно куда спеша.

      В заколдованном том кругу,

      где спасаются в одиночку,

      мне удача подставит точку,

      чтобы шлёпнулась на бегу!

      И тогда я назад вернусь.

      Там, в тумане, остался город,

      и акация под забором

      помнит всю меня наизусть.

      Всё как было в последний раз:

      на углу продаётся квас,

      две старушки гуляют кошек…

      Может быть, как бродяжке – грошик,

      руку кто-нибудь мне подаст?..

      Дождливый вечер. Паруса на рейде.

      В пустом дворе намокшее белье.

      Печальная мелодия на флейте —

      намёк на одиночество моё.

      У водостока – пьяная ундина,

      безвинная пропащая душа.

      И от луны осталась половина.

      И жизнь идёт, как снежная лавина,

      иллюзии ломая и круша.

      До горизонта – ветрено и липко:

      не проскользнуть рассветному лучу.

      И утонула золотая рыбка —