он для нее

      источник радости

      когда рядом

      он для нее

      причина страданий

      когда уезжает

      женщины – непостоянство

      мужчины зато наблюдательны

      у вас уже сколько – полночь

      снов тебе и сновидений

      скоро и нам на посадку

      Два метра ровно – не прыжок в длину.

      На лапу дашь – копнут еще немножко.

      Открыть огонь – и проиграть войну.

      Войти в стихи – и выйти из окошка.

      Что рассказать сугробам про июль?

      Не тратить сил. И чиркнуть зажигалкой.

      И научить стакан шептать «буль-буль».

      И дом купить за «Лесоперевалкой».

      Друг приехал, Леонид.

      Помидоры режет. Крупно.

      Дед за стенкою. Бубнит.

      Видно, воспаленье бубна.

      Небо снегом замело —

      Ну, чем рады, тем богаты…

      Запотевшее стекло

      Не мешает жить закату.

      Соленое по краю головы

      размазать без платка не удается,

      окажутся вдруг чем-то липовым

      страданья, и придется удаляться

      куда-то с гордо сгорбленной спиной,

      за фонари, потухшею походкой,

      успев прикрикнуть «не ходи за мной»,

      успев услышать «топай, ипохондрик» —

      и очутиться на краю бухла

      и сломанной скамьи посередине,

      и спеть, что ты всегда такой была,

      а слез-то нет и не было в помине.

      Мир изменился. А что это, собственно, – мир?

      Место, откуда людей выдувает ветрами?

      Дети за партой рифмуют «мундир – командир».

      Взрослые прозою брызжут на телеэкране.

      Неоднозначная фраза «еще до войны»

      режет не ухо, а сердце в беседах по скайпу.

      В полночь приснились мне утроподобные сны.

      Мужеподробности – все до одной – опускаю.

      В январском парке предрассветном,

      где не курить разрешено,

      идешь и стряхиваешь скверну

      и напеваешь заодно:

      «Кавалергарда век – не доллар».

      Не доллар, впрочем, все вокруг.

      И раздражает южный говор

      у веток, жаждущих на юг.

      Опять неровно месяц выгнут!

      Безруким труден каждый шаг:

      снежинки зимопись постигнут,

      но каллиграфию – никак…

      Не жаль ни капельки, нисколько

      лису с отломанным хвостом.

      И карусель скрипит, как койка —

      да не о том все, не о том.

      …А салют оплошал —

      не помог протрезветь после пива.

      А концерт неплохой —

      и