Придет аптечная зима,

      Самовлюбленная, живая.

      Поверив в таинство сама,

      И сотни дум переживая.

      Придет потасканная грусть,

      И заскрипит петлей железной.

      Сомнений высушенный куст,

      Предстанет мукой бесполезной.

      Сорвется с уст поземкой лет,

      Завьюжит, затоскует мило.

      Наденет на руку браслет,

      И станет солнечной. Незримой.

      И станет попрошайкой ждать,

      Раскочегарив непогоду.

      Поставит в паспорте печать,

      И вновь отпустит на свободу.

      Не отвечая на письмо,

      Не замечая зимней вьюги.

      Срывая с разума клеймо,

      И склеив руки.

      Нарисовав скупой портрет,

      С оттенками чужой печали.

      И подписав нейтралитет,

      Раздав воякам по медали.

      Пройдёт аптечная зима,

      Самовлюбленная, живая.

      Поверив в таинство сама,

      И сотни зим переживая.

      Не спастись от инфаркта,

      На краю у весны.

      И в вагоне плацкартном,

      Видишь глупые сны.

      И в вагоне последнем,

      Остановка в глуши.

      Ты рассвета наследник,

      Выходить не спеши.

      Не спеши отдаляться,

      Пропадая во тьме.

      В ритме импровизаций,

      Пишем три, два в уме.

      В ритме завтрашних улиц,

      Полузрелых речей.

      Многие обернулись,

      Стала кровь горячей.

      Стало утро рассветным,

      И закатной печаль.

      По известным приметам,

      Или по мелочам.

      Вдруг узнаем сегодня,

      И бегущей строкой.

      Что кого-то по морде,

      Кто-то в вечный покой.

      Не спастись от инфаркта,

      На краю у весны.

      И в вагоне плацкартном

      Видим вещие сны.

      И смерть наступала на пятки друзьям,

      Лизала уснувшие лица.

      И толпы людей припадали к ногам,

      Иные желали забыться.

      Иные желали поближе еще

      Приблизиться к телу кумира.

      Шептали другие, потерян, прощен,

      Нет точки, пунктиры, пунктиры.

      И смерть зазывала, как может позвать,

      Любовница с жару и пылу.

      И смерть позволяла его целовать,

      Она как всегда победила.

      В холодном, сыром и забитом гробу,

      Лежать ему так не уютно.

      На жизни поставив печать и табу,

      Скрепив договор обоюдно.

      Цветы не помогут, трава есть трава,

      Завянут, сгниют и не более.

      Кто прав в этой гонке, раз жизнь не права?

      Раз снова кричим мы от боли,

      Но смерть наступает на пятки друзьям,

      И лижет уснувшие лица.

      И толпы