Мадонна в черном. Рюноскэ Акутагава
Читать онлайн книгу.
хотя идеализмом своим скорее напоминал политиков-мечтателей ещё более ранних эпох.
Доказательство тому – наша беседа во время спектакля о мятеже Симпурэн[20]. После сцены, где Оно Тэппэй кончает жизнь самоубийством, Миура повернулся ко мне и с серьёзным лицом спросил:
– Ты им сочувствуешь?
Тогда я только что вернулся из поездки по Европе и решительно отвергал всё, что пахло стариной, поэтому очень холодно ответил:
– Нет, нисколько не сочувствую. Те, кто поднимает бунт из-за запрета носить мечи, заслуживают подобной смерти.
Миура покачал головой.
– Возможно, идеалы их были ошибочны. Однако стремление пожертвовать собой ради своих принципов заслуживает даже большего, чем сочувствие.
– Значит, и ты, как эти бунтовщики, готов расстаться со своей прекрасной жизнью ради детской мечты вернуться в эпоху Мэйдзи или даже в древнюю эру богов? – спросил я со смехом.
На что он по-прежнему серьёзно, решительно ответил:
– Я всегда хотел отдать жизнь за идеалы. Пусть даже за детские мечты.
Тогда я посчитал это лишь красивыми словами и не придал им особого значения. Теперь же я понимаю, что на них лежала тень его будущей печальной судьбы. Вы убедитесь в этом, выслушав историю до конца.
Миура не изменял своим принципам, в том числе в вопросе женитьбы. Он отказывался от многочисленных блестящих партий, повторяя: «Я женюсь только по любви».
Однако его понимание любви отличалось от обычного, и если даже девушка очень ему нравилась, до женитьбы дело не доходило.
«В моих чувствах ещё много несовершенного», – говорил он.
Наблюдать за этим было уже невыносимо, и я иногда вмешивался, предлагая свою помощь.
– Если так препарировать свои чувства, жизнь превратится в кошмар. Надо смириться с тем, что мир может не соответствовать твоим идеалам, и удовольствоваться относительно приемлемой кандидатурой.
Миура оставался при своём мнении и, с жалостью глядя на меня, произносил:
– Если бы я мог этим удовольствоваться, женился бы давным-давно.
Будучи ему другом, я молча выслушивал его рассуждения, а вот родственники, помня о его слабом здоровье и опасаясь, как бы не прекратился их род, намекали, что ему стоит обзавестись хотя бы наложницей. Однако не таков был Миура, чтобы внимать подобным советам. Само слово «наложница» вызывало у него отвращение. Горько улыбаясь, он говорил мне:
– Мы ведь считаем свою страну просвещённой, а наложницы по-прежнему существуют.
Поэтому, возвратившись в Японию, Миура в течение двух или трёх лет посвящал себя чтению, сидя в кабинете наедине с портретом Наполеона, и его друзья окончательно потеряли надежду на то, что он когда-нибудь найдёт любовь.
Однажды дела привели меня в Корею, в город Кэйдзё. Не прошло и месяца, как я вдруг получил от Миуры письмо, в котором он извещал меня о помолвке.