Да! Я ушёл, куда уходят все.

      Моей судьбы закончилась тропинка.

      Я прожил жизнь. Морщины на челе.

      Я не одни стоптал в пути ботинки.

      Мне в этой жизни жали сапоги.

      Казалось, что они топтали душу…

      Стихи писать и песни – не моги…

      А вот народ – читал, писал и слушал…

      Сейчас сказали б: «В каждом утюге»…

      Звучал мой голос хрипло-глуховатый…

      В Москве, в театре, в поле и тайге

      Встречал я с ним рассветы и закаты…

      Но жарким летом замолчал он наконец,

      А мне надели «призрачный венец»…

      Все мы – дети огромной великой страны

      И воспитаны были на книгах добра.

      Жаль, что книгам и песням судьбой сочтены

      Дни звучания и славы родного двора.

      Очень жаль, что в жестокие дни перемен

      Мы сожгли очень много, а что же взамен?

      Я не верю в кликуш, в беспросветную мглу.

      Вот появится кто-то, кто выше других,

      Кто не любит железом, как он, по стеклу,

      И, возможно, поднимет всех тех, кто затих!

      Он был бунтарь, не членом «профсоюза»…

      Он был поэт, каких не знала муза…

      Его стихи во всех концах Союза…

      Но шар его катился прямо в лузу…

      И съём посмертной маски труден был…

      А жизнь, мне кажется, он всё-таки любил!