Междуцарствие в головах. Галина Мурсалиева
Читать онлайн книгу.
такой-то. Точка» – все. Нам же либо говорят, что «чих» был зна́ком, и высказывают по этому поводу массу версий. Либо называют как-то различные этапы. Назвали, разложили, взялись за следующий. Констатация фактов, пустопорожние рассуждения. Вот как вспышка на солнце – мы оценим, поймем эту вспышку. И никто не хочет понимать, что делать, чтобы вспышки не было.
– А как это понять?
– Любое перемещение пластов дает выброс агрессии. В обществе должно быть нечто цементирующее, чтобы ничего кровавого не произошло. Критическая масса должна быть достаточной.
– Многие говорят сегодня о том, что за президентом чувствуют себя как за каменной стеной!
– Кому нужна каменная стена, тому это хорошо. А мне-то кажется, не хотят люди за каменную стену. Вот и ваш спасатель – он тоже не хочет. Но не за что человеку зацепиться, чтобы устоять, не стать пешкой, не позволить кому-то в себя играть.
– Так за что же людям цепляться, для того чтобы их не передвигали, как фигурки на деревянной доске?
– Да за простой рационализм. Надо учиться думать. Вот идет посыл: диктатура закона. Это же просто игра на менталитете, без диктатуры никак было нельзя? Белые, красные, олигархи, пролетариат. Как будем думать: лучше бы эти съели тех, или те – этих, или – как сделать так, чтобы вообще никто и никогда никого не ел? Все под врагов устраивать – это не путь для выживания. Другие должны заработать механизмы, чтобы спасатель не терял самоуважения. Нельзя его бесконечно провоцировать, очень это опасная стезя – увлечение манипуляциями.
ВНУКИ ЖЕГЛОВА
Говорят, мы живем в смутное время. Нам так не повезло. Говорят, в каждой секунде смутного времени тысячи сюжетов, достойных Шекспира. У нас слишком много страстей и трагедий.
Но время – категория абстрактная. Мы понимаем его ровно так, как ощущаем сами себя. А как мы можем ощущать себя сами, когда у нас понятие «идентификация» звучит только применительно к фрагментам мертвых тел?
Наверное, даже Шекспир в нашей стране и в наше время не смог бы создать ни одной блестящей драмы. Потому что когда трагедий много, они не могут глубоко пройти, создают затор в воображении.
В таком состоянии страна теряет общественное сознание. Его невозможно ни смутить, ни возмутить. Его как будто больше нет. Есть только фрагменты.
Когда общественное мнение любили, ласково называя его «электоральным», – с ним носились, как с ребенком, которого решили отправить в космос. Вводили всевозможные инъекции, очень режимно кормили, наращивали мускулы, а в свободное время с ним занимались самые разные репетиторы. На переменках ему рассказывали кто сказки, кто страшилки – в зависимости от специализации, и многие так старались, что даже подтверждали рассказанное наглядными примерами из жизни, для чего эти примеры тут же и внедряли в жизнь. Еще у него без конца, чуть ли не каждый час, брали анализы (рейтинги). Оно, быть может, от того и истощилось (а вы представьте, что это у вас что ни час берут анализы),