Расширение прав и возможностей женщин в России. Джули Хеммент
Читать онлайн книгу.
процессами и хотела сохранить свою приверженность социальным изменениям.
Именно поэтому я очень много думала о методологии, приступая к этому исследовательскому проекту.
Как проводить исследования в таком идеологически нагруженном социальном поле, как постсоциалистическая Россия, бывшая сверхдержава, которую теперь считают проигравшей торжествующему либерально-демократическому капиталистическому Западу?
В условиях, когда западное вмешательство было новинкой, часть моего проекта была посвящена тому, чтобы исследовать само это западное вмешательство. Как мне быть восприимчивой к людям, с которыми я работала, и одновременно с этим осознанно принимать мою собственную роль и задачи, а не просто навязывать их?
Как сохранять критичность, провоцируя, но не усиливая главенствующие нарративы переходного периода?
Чему я могу научиться на опыте первых феминистских встреч? Как мне не повторить их ошибки?
Можно ли провести такое исследование, чтобы оно было интересным не только сообществу ученых в США и Западной Европе, но также оказалось полезным и для людей, с которыми я работала?
Культура и власть
Хотя постсоциалистический контекст и стал новым пространством для конкретной антропологический работы26, проблематика власти и ее ловушки в полевых исследованиях не были чем-то новым. В конце 60-х годов под напором марксистской, постколониальной и феминистской критики «классическая» парадигма исследований [Rosaldo 1989] рухнула. Ученые до сих пор бьются над проблемой власти в социальных исследованиях. Удобный образ антропологии – защитницы незападных народов – был разрушен, когда вдруг заговорили традиционные «объекты» антропологического исследования. Постколониальные феминистские ученые следующего поколения обратили внимание на то, что исторически антропология была заодно с колониализмом. Было показано, как антропология играла на руку противопоставлению культурной экзотичности незападных народов цивилизованному Западу [Abu-Lughod 1991; Asad 1973; Harrison 1991]. Привлекая внимание к проблеме власти в этнографическом контексте, эти работы ставили под вопрос право антропологов представлять «другого» и занимать «во всем этом» первое место.
Женские и феминистские исследования столкнулись с теми же проблемами, когда западные феминистки, благодаря женщинам неевропеоидных рас и женщинам из развивающихся стран (так называемого третьего мира), взглянули в лицо этой болезненной реальности. Пусть феминизм и выступал от имени женщин, но этот проект принадлежал в основном представителям белой расы, среднего класса, он был ориентирован на первый мир [Bell hooks 1981; Moraga, Anzaldua 1983]. Критика такого рода заставила феминисток признать, что феминистские тексты, предназначенные вроде бы для расширения возможностей женщин, на самом деле умалчивают о маргинальных группах; в научных отчетах происходит непреднамеренная повторная колонизация менее привилегированных групп, потому что они изображаются
Разделение труда ученых сильно зависело от ситуации холодной войны [Wolf 1982: 3–23]. По традиции антропологи изучали третий мир и аборигенов. Так называемый второй мир Восточного блока был достоянием «более тяжеловесных» общественных наук – социологии и политологии. Кроме того, до реформ середины и конца 1980-х годов было крайне сложно попасть в социалистические государства, чтобы провести там этнографическое исследование. Первооткрыватели Марджори Мандельштам Балзер [Balzer 1992], Кэролайн Хамфри [Humphrey 1983], Кристел Лейн [Lane 1981] были исключением.