Богат и знатен Кочубей.

      Довольно у него друзей.

      Свою омыть он может славу.

      Он может возмутить Полтаву;

      Внезапно средь его дворца

      Он может мщением отца

      Постигнуть гордого злодея;

      Он может верною рукой

      Вонзить… но замысел иной

      Волнует сердце Кочубея.

      Была та смутная пора,

      Когда Россия молодая,

      В бореньях силы напрягая,

      Мужала с гением Петра.

      Суровый был в науке славы

      Ей дан учитель: не один

      Урок нежданный и кровавый

      Задал ей шведский паладин.

      Но в искушеньях долгой кары

      Перетерпев судеб удары,

      Окрепла Русь. Так тяжкий млат,

      Дробя стекло, кует булат.

      Венчанный славой бесполезной,

      Отважный Карл скользил над бездной.

      Он шел на древнюю Москву,

      Взметая русские дружины,

      Как вихорь гонит прах долины

      И клонит пыльную траву.

      Он шел путем, где след оставил

      В дни наши новый, сильный враг,

      Когда падением ославил

      Муж рока свой попятный шаг.

      Украйна глухо волновалась.

      Давно в ней искра разгоралась.

      Друзья кровавой старины

      Народной чаяли войны,

      Роптали, требуя кичливо,

      Чтоб гетман узы их расторг,

      И Карла ждал нетерпеливо

      Их легкомысленный восторг.

      Вокруг Мазепы раздавался

      Мятежный крик: пора, пора!

      Но старый гетман оставался

      Послушным подданным Петра.

      Храня суровость обычайну,

      Спокойно ведал он Украйну,

      Молве, казалось, не внимал

      И равнодушно пировал.

      «Что ж гетман? – юноши твердили, —

      Он изнемог; он слишком стар;

      Труды и годы угасили

      В нем прежний, деятельный жар.

      Зачем дрожащею рукою

      Еще он носит булаву?

      Теперь бы грянуть нам войною

      На ненавистную Москву!

      Когда бы старый Дорошенко

      Иль Самойлович молодой,

      Иль наш Палей, иль Гордеенко

      Владели силой войсковой,

      Тогда б в снегах чужбины дальной

      Не погибали казаки,

      И Малороссии печальной

      Освобождались уж полки».

      Так, своеволием пылая,

      Роптала юность удалая,

      Опасных алча перемен,

      Забыв отчизны давний плен,

      Богдана счастливые споры,

      Святые брани, договоры

      И славу дедовских времен.

      Но старость ходит осторожно

      И подозрительно глядит.

      Чего нельзя и что возможно,

      Еще не вдруг она решит.

      Кто