1963

      Где наше не пропадало!

      За плохую дикцию эхо ответственности не несёт.

      Эх, Русь – тройка с минусом!

      Развесёлая картина у мокрого столба с вислыми обрезанными проводами, что стоит у самого правленческого крыльца. Человек десять вмиг нагнулись, затолкались и с тайным ожесточением начали вырывать что-то друг у друга.

      Только во весь гренадерский рост невозмутимо в эпицентре толпы держался румяный гражданин с тетрадкой и властно просил, когда из-под его ног, где свирепствовали резкие людские крики и руки толпы, вылетал истошный поросячий визг:

      – Тише, черти! Ти-ше! Живьяком ведь передавите!..

      Из смутной толчеи вырвалась женщина со взлохмаченной головой и победно подняла за задние конечности хрячка, бросила румяному:

      – Во что ценишь, Митрич?

      Улей притих, слушает торг.

      Пётр Дмитриевич шапку набекрень, поскрёб несократовский лоб:

      – А шут его знай… Тридцать!

      Кто-то разочарованно присвистнул:

      – Заломил…

      – Перегибаешь палку…

      – И-и, правдоть насчёт палки, – с опаской добавила женщина.

      – Не хошь!? – взбунтовал Митрич. – Ложь назад в корзину!

      – И-и, ложь!.. – передразнила.

      – Ложь! Теперько за тридцать пять твой!

      Женщина сердито швырнула боровка назад в плетёнку.

      – Выбирай, граждане! – призывает Митрич, и толпа снова заработала локтями.

      Наконец приживил к груди покупку мужчина с расстёгнутой рубахой:

      – За сколько порадуешь?

      – За двадцать пять!

      – Поубавь, Mитрич. Я не рыжий.

      – Ну, по рукам. Восемнадцать! Где наше не пропадало!

      – Пиши в свою тетраденцию.

      Поросят «отпускали в кредит».

      Толпа снова наступает на сани.

      И снова гудит ласковая мольба:

      – Тише, черти. Живьём задавите.

      За какие-то полчаса бригадир Пётр Дмитриевич Кишик сплавил с молотка двенадцать колхозных поросят.

      Народ растекался со стихийной ярмарки с визжащими покупками.

      Мужику с расстёгнутой рубахой, видно, очень пришлось ко двору существо с пятачком, и он нежно посадил его за пазуху. Сказал:

      – Хорош… Смирный.

      Коробейник Кишик сияет.

      Я пристаю с интервью.

      У него падает бесшабашный тонус.

      Он конфузливо отнекивается от славы.

      – Зачем освещать?

      И так доверительно:

      – Выбракованных рассовал. Сдал под пашню… Могет, последний раз пищали…

      – !?

      – Tут ничего кислого. Вы покупали поросят? А я покупал. Купишь, бывало, в Ряжске – ничего. Принёс в мешке домой – отпевай! Дело базарное. Вот…