Гой ты, Русь, моя родная,

      Хаты – в ризах образа…

      Не видать конца и края —

      Только синь сосет глаза.

      Как захожий богомолец,

      Я смотрю твои поля.

      А у низеньких околиц

      Звонно чахнут тополя.

      Пахнет яблоком и медом

      По церквам твой кроткий Спас.[1]

      И гудит за корогодом

      На лугах веселый пляс.

      Побегу по мятой стежке

      На приволь зеленых лех,[2]

      Мне навстречу, как сережки,

      Прозвенит девичий смех.

      Если крикнет рать святая:

      «Кинь ты Русь, живи в раю!»

      Я скажу: «Не надо рая,

      Дайте родину мою».

      Сторона ль моя, сторонка,

      Горевая полоса.

      Только лес, да посолонка,

      Да заречная коса…

      Чахнет старая церквушка,

      В облака закинув крест.

      И забольная кукушка

      Не летит с печальных мест.

      По тебе ль, моей сторонке,

      В половодье каждый год

      С подожочка и котомки

      Богомольный льется пот.

      Лица пыльны, загорелы,

      Веки выглодала даль,

      И впилась в худое тело

      Спаса кроткого печаль

      Сохнет стаявшая глина,

      На сугорьях гниль опенок.

      Пляшет ветер по равнинам,

      Рыжий ласковый осленок.

      Пахнет вербой и смолою

      Синь то дремлет, то вздыхает.

      У лесного аналоя

      Воробей псалтырь читает.

      Прошлогодний лист в овраге

      Средь кустов – как ворох меди.

      Кто-то в солнечной сермяге

      На осленке рыжем едет.

      Прядь волос нежней кудели,

      Но лицо его туманно.

      Никнут сосны, никнут ели

      И кричат ему: «Осанна!»

      Чую Радуницу Божью —

      Не напрасно я живу,

      Поклоняюсь придорожью,

      Припадаю на траву.

      Между сосен, между елок,

      Меж берез кудрявых бус,

      Под венком, в кольце иголок,

      Мне мерещится Исус.

      Он зовет меня в дубровы,

      Как во царствие небес,

      И горит в парче лиловой

      Облаками крытый лес.

      Голубиный дух от Бога,

      Словно огненный язык,

      Завладел моей дорогой,

      Заглушил мой слабый крик.

      Льется пламя в бездну зренья,

      В сердце радость детских снов,

      Я поверил от рожденья

      В Богородицын покров.

      По дороге идут богомолки,

      Под ногами полынь да комли.

      Раздвигая щипульные колки,

      На канавах звенят костыли.

      Топчут лапти по полю кукольни,

      Где-то ржанье и храп табуна,

      И зовет их с большой колокольни

      Гулкий звон,