Дыханье дав моим устам,

      Она на факел свой дохнула,

      И целый мир на Здесь и Там

      В тот миг безумья разомкнула,

      Ушла – и холодом пахнуло

      По древожизненным листам.

      С тех пор Незримая, года

      Мои сжигая без следа,

      Желанье жить все ярче будит,

      Но нас никто и никогда

      Не примирит и не рассудит,

      И верю: вновь за мной когда

      Она придет – меня не будет.

      На белом небе все тусклей

      Златится горняя лампада,

      И в доцветании аллей

      Дрожат зигзаги листопада.

      Кружатся нежные листы

      И не хотят коснуться праха…

      О, неужели это ты,

      Все то же наше чувство страха?

      Иль над обманом бытия

      Творца веленье не звучало:

      И нет конца, и нет начала

      Тебе, тоскующее я?

      Бывает час в преддверьи сна,

      Когда беседа умолкает,

      Нас тянет сердца глубина,

      А голос собственный пугает.

      И в нарастающей тени –

      Через отворенные окна,

      Как жерла, светятся одни,

      Свиваясь, рыжие волокна.

      Не Скуки ль там Циклоп залег,

      От золотого зноя хмелен,

      Что, розовея, уголек

      В закрытый глаз его нацелен?

      Тупые звуки вспышек газа

      Над мертвой яркостью голов,

      И скуки черная зараза

      От покидаемых столов,

      И там, среди зеленолицых,

      Тоску привычки затая,

      Решать на выцветших страницах

      Постылый ребус бытия.

      Так нежно небо зацвело,

      А майский день уж тихо тает,

      И только тусклое стекло

      Пожаром запада блистает.

      К нему прильнув из полутьмы,

      В минутном млеет позлащеньи

      Тот мир, которым были мы…

      Иль будем, в вечном превращеньи?

      И разлучить не можешь глаз

      Ты с пыльно-зыбкой позолотой,

      Но в гамму вечера влилась

      Она тоскующею нотой

      Над миром, что, златым огнем,

      Сейчас