Старый шахтёр, сосед, говорит: по ночам мне страшно.

      Раньше с гранатой спал.

      На случай, если зайдут эти.

      Чтоб – и себя, и их.

      Потом развинтил и выкинул —

      когда поверил, что не зайдут.

      Теперь, когда сильно лупят, он берёт в кровать кошку.

      В доме пусто – жену вывез к детям, в Ростовскую.

      Там пока безопасно.

      Но завтра жена приедет.

      Он говорит о ней: «Приедет любимая».

      Его любимой – шестой десяток,

      она полная, широкоскулая.

      Она мордвинка.

      Он местный.

      Можно сказать, хохол.

      Но гранату развинтил – когда «Россия напала».

      Спрашивает: «Тебе не страшно?»

      «Иногда», – признаюсь.

      «Правильно. Только дурак не боится».

      «Или человек без воображения», – думаю про себя.

      У меня здесь стало худо с воображением.

      Чего ни вообрази – жизнь переплюнет.

      Сосед сворачивает в свою улицу.

      В её конце – слышно – ложится снаряд.

      «Мне туда», – говорит с тоскою.

      «Мне хорошо. У меня есть кошка.

      Ты заведи тоже. А лучше – выходи замуж».

      Я смеюсь. Он машет рукой, улыбается,

      на лице движется дублёная кожа.

      Глаза подведены угольной пылью.

      Столько лет прошло, и рудник разгрохали,

      а до сих пор не смылась.

      На малой этой на земле

      Всё больше у меня соседей

      С земли большой.

      О ком-то знаю только имя

      И позывной.

      В иных краях и не бывала,

      И города

      Большой России знаю только

      По их следам:

      Вот Тула, Кострома, Калуга,

      Новосибирск.

      Вот Мурманск и Улан-Удэ.

      Казань и Бийск.

      Но вышло так, со мною рядом

      Среди дончан

      Стоит наш полк, наш Ленинградский —

      И ополчан

      Его знакомы позывные,

      Как на сетчатке

      Родных кварталов стройный план;

      Как отпечаток

      Небесной линии Петра:

      Вот крепость,

      За ней – Васильевский,

      а там – учёный север:

      Военный Мед и Политех.

      А дальше, к югу —

      узоры Царского Села,

      И там, по кругу —

      Ораниенбаум, Петергоф,

      Златая Стрельна,

      И будто слышен звон подков,

      И всадник – стрельнет,

      Слегка склонившись из седла,

      Как