В дверь постучала горничная София, попросила разрешения забрать одну чашку из кофейного набора. На память, объяснила она.

      – Забирайте все, – крикнул доктор.

      Мнению Леры он доверял, ка она говорила, что на горничную не стоит полагаться.

      Пустовойт побросал в чемоданы вещи, какие не попадя. Туда же отправился пистолет. Консьерж вызвался принести тяжелые шубы со двора, где они проветривались. С рынка привели извозчика, с которым договорились на утро ехать на вокзал. Он осмотрел багаж и сказал, что сможет уместить на одну пролетку, но консьерж с ним не соглашался.

      – Дайте слово не злоупотреблять кофе, – сказал доктор на прощание Йозефу, когда тот явился за чаевыми. – И помните про минеральную воду. Это ваше спасение.

      В ответ консьерж только кисло улыбнулся, его улыбка не обещала ничего хорошего.

      Когда маленький Коля прогуливался с матерью по улице, где так палило солнце и высокие каштаны не давали тени, то в золоте дня он постигал материнские наставления быть честным, добрым и сострадательным, а также другие законы человеческого братства. Гораздо больше его привлекали двери парадных, которые генерировали сквозняки, достигавшие кожи мальчика – их прохлада казалась божественной. Будь его воля, он бы спрятался в подъезде и оставался там до конца дня, но вместо того он вместе с матерью шагал по улице, ведущей к площади с оперным театром, по пути встречая знакомых женщин, стариков и детей, с которыми его мать раскланивалась. Таким образом Колю приобщали к сокровенной тайне Таганрога – театральной элегантности, которая была не менее важной для самочувствия, нежели мусака к завтраку и пирожные из греческой кондитерской ко дню рождения.

      В эти последние дни пребывания в Бадене доктор хотел разобраться со всем, что его мучило и, разрубив узлы, почувствовать облегчение, даже если для этого требовалось повиниться. Однако все это оказалось грёзами, а действительность такова, что он и есть тот наглый порочный тип, выглядывающий из чужого парадного.

      И если всей пользы от меня, что консьерж стал следовать диете, то следует признать, что прок все-таки есть, подумал Пустовойт.

      Консьерж принес неутешительные известия: поезда отменены, ибо дорога занята военными эшелонами. Извозчик заломил несусветную цену и мог подать только часам к двенадцати дня. Автомобиль не везет гроб, да и грязно, распутица.

      Однако человек Терентьева помог, и на следующий день на вокзал отправились две пролетки. Валерия Львовна Пустовойт следовала за ними в телеге, в гробу. В тот день впервые похолодало. Принеся вдовцу соболезнование, начальник поезда сообщил, что он найдет для его покойной супруги место в вагоне со льдом, предназначенном для бочонков с устрицами.

      С собой доктор Пустовойт взял саквояж с инструментами, мундир военврача и шубу.

      За хлопотами, связанными с отъездом, он не попытался уяснить причину отсутствия доктора Фишера. Якоба вызывали в полицию, чтобы ответить на вопросы, связанные со смертью Валерии Пустовойт. Основанием для допроса явился донос