Безумие толпы. Луиза Пенни
Читать онлайн книгу.
посмотрел на закрытые двери. Он чувствовал, всем существом ощущал, что не должен делать этого. Однако знал, что сделает.
Он обратился к полицейскому рядом с ним:
– Ты остаешься здесь старшим.
– Сэр?
– Я иду внутрь.
Старший инспектор Гамаш смотрел на Эбигейл Робинсон – она сделала глубокий вдох, собралась.
Он видел, как то же самое делали спортсмены перед прыжком с вышки: становились на платформе спиной к воде так, чтобы пятки чуть выступали за край, поднимали руки вверх.
За мгновение до невероятного полета. Миг, после которого наступает необратимость.
Именно это делал и он сам, когда стоял у закрытых дверей. Поднимал сжатую в кулак руку. Он медлил, даря семейству в доме последнюю секунду мира. Перед падением.
А потом костяшки его пальцев стучали по дереву.
«С прискорбием сообщаю вам…»
Эбигейл Робинсон сделала глубокий вдох и вышла на сцену.
Арман Гамаш сделал глубокий вдох и позволил ей выйти.
Глава шестая
Реакция последовала незамедлительно и была настолько ошеломляющей, что Гамаша чуть не отбросило назад.
Он слышал рев и выкрики и раньше. Сидя на трибуне хоккейного поля, на котором играли «Абс». Или во время финальной игры на Кубок Грея[26]. На концертах, когда группа наконец появлялась на сцене.
Но на эту сцену вышел исполнитель совсем иного толка.
Гамаш выглянул за занавес.
Возможно, причиной тому была плотность толпы, хотя он, проявляя осторожность, занизил вместимость помещения. Может быть, дело было в акустических особенностях бывшего спортивного зала. Так или иначе, шум казался гораздо более громким, чем могут производить пять сотен людей.
Однако он быстро понял, что вызывает звук такой силы.
Раздавались аплодисменты, громкие голоса ликования, поддержки. Скандирование. Но с равной силой звучал гул неодобрения. Возгласы «Позор!». Оскорбительные выкрики.
Слышался и визг. Невозможно было понять, что выражают эти звуки: восторг или презрение? Или кто-то выплескивал эмоции, требующие выхода?
Все это сливалось в акустический «удар в корпус».
Гамаш отошел от занавеса, чтобы оценить зал целиком. Он предполагал, что профессор Робинсон остановится на месте, а то и развернется, попятится. Что она замрет на мгновение и даже будет парализована этой атакой.
Но она не остановилась. Продолжала идти. Медленно. Спокойно. Словно, кроме нее, в зале никого не было.
Арман Гамаш смотрел, как она размеренным шагом движется навстречу этой какофонии, и признал ее мужество. Однако он не стал бы называть это доблестью.
Это было мужество, которое приходит с убеждением, с абсолютной уверенностью в своей правоте. Когда все сомнения отброшены. Это было мужество зилота[27].
А потом раздался топот тяжелых зимних ботинок по старому деревянному полу. Зал волновался. Гамаш прогнал мысль о смотрителе здания, который, возможно, в этот момент