Мать и сын теперь на воле;

      Видят холм в широком поле,

      Море синее кругом,

      Дуб зелёный над холмом.

      Сын подумал: добрый ужин

      Был бы нам однако нужен.

      Ломит он у дуба сук

      И в тугой сгибает лук,

      Со креста снурок[13] шелковый

      Натянул на лук дубовый,

      Тонку тросточку сломил,

      Стрелкой легкой завострил

      И пошёл на край долины

      У моря искать дичины.

      К морю лишь подходит он,

      Вот и слышит будто стон…

      Видно, нá море не тихо;

      Смотрит – видит дело лихо:

      Бьётся лебедь средь зыбей,

      Коршун носится над ней;

      Та бедняжка так и плещет,

      Воду вкруг мутит и хлещет…

      Тот уж когти распустил,

      Клёв кровавый навострил…

      Но как раз стрела запела,

      В шею коршуна задела —

      Коршун в море кровь пролил,

      Лук царевич опустил;

      Смотрит: коршун в море тонет

      И не птичьим криком стонет,

      Лебедь около плывёт,

      Злого коршуна клюёт,

      Гибель близкую торопит,

      Бьёт крылом и в море топит —

      И царевичу потом

      Молвит русским языком:

      «Ты, царевич, мой спаситель,

      Мой могучий избавитель,

      Не тужи, что за меня

      Есть не будешь ты три дня,

      Что стрела пропала в море;

      Это горе – всё не горе.

      Отплачу тебе добром,

      Сослужу тебе потом:

      Ты не лебедь ведь избавил,

      Девицу в живых оставил;