Был этот день так странно многогранен

      И так хорош в неведомом году.

      Когда мы снова говорим об Анне

      Ахматовой в сомненьях и чаду,

      И профиль Гумилева возникает,

      И нас встречает Питер в этот миг.

      Да, там она так долго обитает,

      Среди поэтов, маскарадов, книг,

      Она живет, пока еще не тужит,

      И Блока ждет в метели роковой,

      И ей тот город и поэт тот нужен,

      Опомнись, Анна, он теперь с другой,

      Ему актрисы легкие милее,

      Он не оценит твой бессмертный дар.

      Молчит, стоит, уйти она не смеет,

      И на Сенатской вспыхнувший пожар,

      Сжирает век, поэтов убивая,

      И ей осталось только хоронить,

      Не понимая, то ль еще живая,

      Иль мертвая, и как ей дальше быть.

      Восторгу и прозренью снова внемлет,

      И каменеет в бездне роковой,

      Булгакова проводит и объемлет,

      Весь этот мир, пожар тот мировой.

      О как немного нынче их осталось,

      И лет пятнадцать остается жить,

      Когда душа над пропастью металась,

      То Реквием попросит повторить,

      Запомнит все и лишь потом запишет,

      В тумане вечном слишком ал закат.

      Окликнет кто-то, но она не слышит,

      И снова повторится звездопад.

      Светить сгоревшим звездам без устатку,

      А ей писать о доле роковой,

      И будет все и тягостно, и сладко,

      И словно бы последний грянет бой.

      Но нет. Еще идти по тем равнинам,

      И тем ухабам, и смиряя пыл,

      Во всем виновной и всегда невинной,

      Такой, какую он тогда любил.

      И замирая снова у камина,

      И возвращаясь в юность петь о том,

      Как уходил отчаянно мужчина,

      Как пуст был мир, очаг и старый дом.

      И Блока профиль, и Марины нежность,

      И холодок бестрепетной строки.

      Останется любовь и безмятежность,

      И будут дни так тягостно горьки..