Желание, ты – лишь костюм водолазный с неявным запасом

      алчбы кислородной, схватившей трахейную нежность;

      новейшая узость живет в мониторе – способна разъять

      молчальные створки, заставив моллюска ужаться

      во времени: нечего здесь растекаться бездушной

      прозрачностью часа – вот-вот призовут речевым перламутром

      процессы, подвластные разве что музыке: «чувствуй себя…»

      Поддельную сладость вдыхая, ритмичная нега картинок,

      нырнувшая в юношу, жемчуг текучий добудет.

      Привычное дело: морская вода разбежалась по школе.

      В краю наводнений важнейшим предметом пребудет

      умение в книгах сыреющих видеть

      сверканье крупинок морских, позабывших хожденье по водам:

      кто выше ступни намокает, готовится пусть к пересдаче,

      строитель, что вновь не учел своеволий зали́вных, отправлен

      в толпу первоклассников – верить, бояться, терпеть;

      шумит и на берег выносит куски корабельных останков

      победное шествие общих идей.

      Под маршем нащупан спасения нежный исток, но пока

      нырнувший под музыку станет иссякшим дыханьем —

      проходят века, задевая лучистым плечом побледневшее небо:

      кого старшаки провоцируют, должен крепиться, держаться

      за это искусство стоять, не заметив угрозы, и площадь

      своим часовым циферблатом легко повторяет;

      не страшен синяк, ведь до свадьбы заря заживает,

      становится просто началом рабочего дня;

      а этот, построивший школу так близко к приливу, укутан

      слезливой лозой, возносящей морской виноград;

      в петлице – саргассовой веточкой стынет призыв к алтарю,

      придонная муть, облеченная властью немотной, скрепляет

      букварные узы, в каких проясняется память о всем,

      что будет тобой.

      В правителе, верно, какая-то моль завелась, распустила

      крылатые слухи о траченом слове, и нечему верить

      среди поисковых бригад, повторивших смещенье созвездий

      к счастливой стезе, проницающей эту округу и даже небесный

      остаток дыханья, спустившийся к нам с неподвластных высот;

      очнется правитель, ему – закусить первым делом

      всю горечь полуденных снов, обжигающих светом язык;

      какое посланье уходит в слюду, стекленея на лютом морозе,

      таким