Время смягчило горечь прежних обид Сергея Ивановича. Получив известие о начале русско-турецкой кампании 1768 года, он отправил бывшему сослуживцу графу Петру Панину короткое письмо, в каком выражал желание послужить государыне и отечеству в прежнем чине. В конце приписано было, что сын его князь Петр Вадбольский, «коли буде ему разрешено отозвать давнее прошение об отставке, также готов за отчество кровь пролить».

      Ответ Панина был полон изъявлений искренней дружбы, но генерал ясно дал понять, что государыня желает обойтись без услуг Вадбольских.

      – Дошла, видно, до государыни твоя болтовня, – узнав об этом, с укором заметила мужу наедине Марфа Ефимовна, – не хочет она, видно, ни тебя, ни сына нашего. А ведь говорила я тебе! Благо, что время нынче другое, и государыня наша справедливостью своей перед Европой кичится, а то давно бы прилюдно урезали тебе язык.

      Прочитав послание графа Панина, уязвленный князь велел сыну – теперь уже навсегда! – и думать забыть о военной карьере. Петр не решился возразить отцу, хотя больше всего на свете желал надеть на себя гвардейский мундир. Он считал себя некрасивым, более того, уродливым. Несильно тронутое оспой лицо отличалось необычной формой – от скул щеки резко сужались к подбородку, образуя треугольник, нос был крючковат, глаза немного навыкате, а высокий рост при сильной худобе придавал его движениям угловатость. Разумеется, красавцем бы его мундир не сделал бы, но все же….

      Родители о томлениях молодого князя не подозревали. Марфу Ефимовну некрасивость сына не беспокоила – не девица, какое значение имеет внешность для мужчины? К тому же, она справедливо считала, что тульские, ярославские и новороссийские имения Вадбольских в любом случае делают ее Петеньку одним из самых завидных женихов России. Что касается Сергея Ивановича, то он, глядя на висевший в кабинете портрет своего предка князя Алексея Вадбольского, постоянно с гордостью повторял: Петр имеет значительное сходство со своим прадедом.