Цветок печали и любви. Дарья Симонова
Читать онлайн книгу.
как нужно! И все держалось на ней: и приютит, и заготовок домашних наделает, и тортов напечет, и накормит до отвала, и спать уложит, и даже от собственного сына меня укроет, когда он в бреду! Не устану повторять, что самый надежный отечественный бренд – это русская бабушка. Вот кто никогда не подведет, и детей неразумных от самих же себя спасет, и на пенсию, которую в носок копейка к копейке копит, всю семью вытянет в Смутное время, и внуков на ноги поставит… В эпоху перемен без бабушек рождаться опасно.
Хорошо, с бабушками все понятно. А мы что за никчемыши? Очередное потерянное поколение, порубленное в капусту девяностыми годами? Или, как говорит почитаемый мной критик Давыдов, поколение незамеченное. Призрак! Но незамеченное кем, позволю я себе спросить? Да тем же поколением, только другой его частью. Приспособившейся. Мы – неугомонное сердце и легкие, измученные исканиями, самоедством и делирием, а они – место, на котором сидят. Причем крепко сидят, заткнув собой поток свежей энергии и подгребая под себя все, до чего могут дотянуться. Сердчишко-то и легкие – легко воспаряющие, воспитанные в семьях шестидесятников в идеалах гуманизма, а, так сказать, корма телесная – неподъемная и хамелеонистая. Этой когорте и гуманизм чужд, и бабушки не нужны. Они могут прикинуться внезапно милосердными, но только если им что-то из-под тебя нужно. Вот такое интересное поколение получилось, в котором задница чувствует себя важнее и увереннее сердца. А может, так оно всегда происходит?
Но вернемся… Если Лида – бабушка космическая, то Клара – литературно-музыкальная. Бабушка-поклонница. Ну разве что только рэп она не слушала, но считала, что Yesterday Митя исполняет на флейте лучше, чем автор, пока того еще не украли масоны по версии «Дятла и Бобра». Однако Клара такова, что писать о ней невозможно – мой синдром никчемыша зашкаливает. Хотя бы просто потому, что не могу совладать со словом – все не то, не то! А она меж тем составила сборник Митиных афоризмов. Она, абсолютный апологет классики, полюбила Митин джаз. Она для меня – автор канонической шарлотки и пирога с клубникой или малиной по-сысертски. Нужны ли кому-то эти подробности? Где ты, Пруст, которого я так и не прочитала! Но бывает у текста такая энергия, что мы его знаем генетически, врожденно – если, конечно, родимся у Клары, как я… Она все читала за нас!
У нее поэтический нерв, она даже супам – ухе, солянке, борщу etc. – посвятила венок сонетов, что уж говорить о тех, кого она любит или ходит слушать в филармонию.
А еще у нее было много-много картонных заводских коробок с виниловыми пластинками, они стояли вертикально стройным рядком на полочке ее специального музыкального шкафчика. И каждая коробка была подписана, Клара – фантастический аккуратист, и это не передалось никому! Первые четыре коробки читались как «Бах. Бах. Бах. Бах»… Потом шли, кажется, Моцарт, Бетховен, Шопен, Шуберт, Шуман – кого на целую коробку не набирается, тот делит ее с коллегой по эпохе. Я-то по букве «Ш» запомнила, а у Клары все строго… Тут следует сделать