Не то, чтобы божественно нежна,

      но жестом не коснись, намеком, вскриком.

      Загадочна любовь? Скорей она

      неоднозначна столь и многолика.

      Взгляни вокруг – везде ее следы:

      в склоненных торсах ветл, в приречных травах,

      в разливах иволги, в журчании воды.

      Так в майских акварелях робкий навык

      движения застывшего, но не

      утратившего чувственности плоти…

      Как я притронусь к ней, она ко мне —

      не знаю… Но надеюсь, вы поймете:

      любовь внутри тебя, любовь во вне,

      как птицы или ангелы в полете.

      «Один из вас предаст меня», – сказал,

      едва миланский храм был им размерен,

      где ужин скуден, стол непрочный мал

      и даже время усомнилось в вере.

      Как будто кто-то свыше торопил

      закончить фреску… жизнь… К какому сроку!

      Шептались правые, неправый ел и пил,

      где Он в себя откинулся глубоко

      в преддверии отчаянной тоски,

      что тихо кралась Гефсиманским садом.

      «Ну, что ж, на то и есть ученики…» —

      уже заметив уходящим взглядом,

      как трещинки расчетом вопреки

      завладевали красочным фасадом.

      И вот итог: все тот же цепкий взгляд

      на мир земной, лишь брови стали гуще,

      плотнее рот поджат в ответ орущей

      толпе непосвященных, что назад

      всегда обращена. Я ль виноват,

      что отошел искусства ль, чисел ради,

      чтоб бороды седеющие пряди

      убрали тело бренное в оклад?

      Но что же дальше, что взыграет над

      раздвоенным немолодостью знаньем —

      бессилье действия? непрочность созерцанья?

      К чему с соседом-гением разлад,

      когда один над нами снегопад

      и вечное в веках непониманье…

      Ну, а пока сыграем в Рождество

      на соусе возвышенных уроков,

      где гениям хватало одного

      пути – как нам до них далеко.

      У них преобладало естество —

      у нас (с чего вдруг!) уровень завышен

      тщеславия, плывем в снегу по крыши,

      не на себя кивая – неправо

      исходное. Приблизясь в суете

      к последнему космическому мигу,

      в башке как будто бог, в кармане фига…

      Чего не досчитались в красоте,

      распятые на собственном кресте

      извечного российского раздрыга?

      А, может быть, и то, что мы пойдем

      за этим преходящим воскресеньем…

      Порой грешит минута совпаденьем,

      где сукровицей стянется разлом,

      закожанеет, кистью ли, пером

      вернув к тому толчку, тому моменту,

      когда