Восприемник. Константин Александрович Алексеев
Читать онлайн книгу.
и, кажется, остался доволен: мурлыкнув, благодарно потерся о ноги гостя и даже позволил погладить себя. Но когда Шах попытался взять зверя на руки, Маркиз изящно вывернулся и с показной независимостью слинял в коридор.
«Надо же, фон-барон какой! Как обслуживать его светлость, так это будь добр, а потискать – фигушки! Верно говорят, что преданны только собаки, а кошки лишь позволяют себя любить. Вот только почему тогда церковь собак не жалует, а всем этим усатым-полосатым можно в храме шляться? Да, в Писании вроде сказано: «…не давайте святыни псам…» А вот про котозавров ничего ни в Ветхом, ни в Новом Завете не значится… Может, поэтому? Типа, что не запрещено, то разрешено?»
Кстати, вопрос на эту тему он до сих пор не додумался задать ни одному священнику. А зря. Пусть бы объяснили внятно. Или у Катьки бы поинтересовался в свое время. А то про Причастие спросил, а про зверье так и не сподобился…
С Катей, Пашкиной свояченицей, он частенько заводил разговоры о церкви и тамошних обрядах. Особенно после того, как причастился тогда, в девяносто восьмом…
Иван долго не мог понять, что произошло тогда с ним, когда он отведал из золотистой длинной ложечки с крестиком на конце пару грамм вина и размоченный в нем кусочек хлеба. Откуда в груди возникло, разливаясь по всему телу, неведомое тепло, от которого хотелось одновременно радоваться и плакать. Но не горькими, а чистыми благодарными слезами.
Он помнил, как после той литургии они все вместе пошли в трапезную при храме, обедать. Как его, Шаховцева, усаживали на почетное место, и местные женщины, прислуживающие при церкви, накладывали ему разнообразную еду, причем лучшие куски. Несколько здешних мужиков, отнюдь не чудных, а вполне нормальных на вид, от души подливали ему терпкого ароматного «Кагора». А батюшка лично поднял тост за «воина Иоанна», сказав, что лишь тот верен Христу, кто не прячется от армии, а по-мужски, «смирив страх и гордыню, несет нелегкий солдатский крест».
Все это было произнесено хоть и с некоторым пафосом, но одновременно просто и искренне. Иван сидел, донельзя смущенный таким вниманием к себе. А в душе продолжал разгораться, разливаться тот самый теплый свет…
Когда они вернулись домой, Шаховцев ушел на балкон и долго стоял, пытаясь понять, что произошло с ним в церкви. Почему его охватило такое чувство необъяснимого счастья. Счастья, от которого не было желания пуститься в пляс или сотворить еще что подобное, как бывало после сдачи сложного экзамена в Лите или когда удавалось добиться какой-нибудь неприступной красавицы… Нет, ему было просто хорошо стоять на балконе под свежим апрельским ветерком и тихо радоваться непонятно чему.
Его не тревожили. Все семейство Кропочевых, словно сговорившись, дало гостю вдоволь побыть наедине с самим собой, осмыслить и понять случившееся утром в храме…
Об этом он размышлял не один день, прислушиваясь к тому, что творилось на душе. А там все затихало. Но не в одночасье, а постепенно, день за днем. Так гаснет огонь, когда догорают поленья, а новых не подкладывают.
Поначалу Шаховцеву хотелось вновь обрести