[Летящий] снег, ледащий детский тальк

      Осыпал нас, как сыпь, как суесловье.

      Взошёл четверг на белый пьедестал,

      Мы все пред ним покорствуем, сословья.

      На слове нас поймала, поняла,

      Ударила печали колотушкой.

      Как снег с горы, нас не спросясь, смела,

      Бежим барашки, скачет волк-пастушка.

      Ты бьёшь нас, ножницами нас стрижёшь,

      Летит руно, как кольца над окурком.

      Зима. Большой безделия снежок,

      Безмыслия приятнейшая бурка.

      Днесь с пастбищ тощих нас зовёт декабрь.

      Но глупому барану в дом не хотца.

      Баран, баран, почто ты не кентавр,

      Лишь верхней частью с ним имея сходство.

      Уж сторож тушит над полями свет.

      Почто упорствовать, строптивый посетитель?

      Но, утомясь игрой, ушёл служитель.

      Сплю в горном зале, на столов траве.

      Труба по-русски, по латыни тромба.

      Тромбон житейский – во, во, вот что я.

      На части рвусь, как шоколадна бомба,

      Бьюсь медным лбом, но крепко бытие.

      Ах, счастья репка, как засела крепко!

      Ах, рыбка счастья в глубину пошла.

      Где Стёпке мне её добыть, растрёпке,

      Кой мой не может разорить шалаш!

      Шалишь, мне грит, мир то есть говорит:

      Пора с старшим на мире замиряться.

      А он в ответ: мол, не хочу мараться.

      А те все хором: Стёпка, нагорит.

      Тубо! Табу! Боом, в ответ тромбон.

      Джаз-банд на сеновале. Валит банда.

      Крестьяне век не слышали джаз-банда,

      Бьют радостно меня по голове.

      Лежу в гробу. И вдруг из гроба: боом!

      Танцует причт, танцует поп – что делать?

      Колокола танцуют тилибом,

      Все землепашцы на своих наделах.

      Все самодержцы на земли пределах.