Санитарка возила по рваному линолеуму реанимационной мокрой тряпкой так, словно хотела собрать и выплеснуть вместе с грязной водой всех больных, находящихся в этой палате.

      – Бабуля, ты осторожнее, – не выдержал Шмыга, когда та задела стойку капельницы и бутылочка с темной жидкостью качнулась в держателе. Все же это его кровь. Когда он вошел в токсикологический центр и отрекомендовался младшим братом Надежды Сергеевны, заведующая тут же спросила его, какой группы у него кровь. Она оказалось той же, что у Бурцевой. И сейчас Иван Петрович с перевязанным локтем сидел у постели Надежды Сергеевны, терпеливо ожидая, когда санитарка отойдет и можно продолжить шептаться.

      – Как вы меня нашли? – пошевелила она бледными губами.

      – Павлик сказал. Его выписали, он дома. А вы как сюда попали?

      – На сердце с утра такая тяжесть повисла, решила выпить успокоительное, и таблетки перепутала, старая корова. Ничего страшного, говорят, завтра к вечеру выпишут в отделение.

      Шмыга помялся:

      – Я прошу вас, Надежда Сергеевна, отрекомендовать меня Павлику как вашего …. скажем, младшего брата. Как человеку совсем постороннему мне будет трудно завершить следствие по вашему делу, а вот как ближайшему родственнику…. Тут я могу в некоторые вопросы вмешаться прямо, лично… разумеется, с полного вашего одобрения.

      – У меня есть младший брат. Он живет в Москве. Скоро должен приехать по делам.

      – Ну, а я буду двоюродным братом. Например, из Хабаровска. Далеко, поэтому не вспоминали. Сам объявился.

      – Хорошо, – улыбнулась она. Розовый цвет стал приливать к ее лицу. – Вы мне и так теперь, как брат, – показала глазами на капельницу.

      – Значит, мы даже не солжем, – улыбнулся Шмыга.

      Он хотел еще поговорить о том, что сумму аванса придется увеличить, но с прискорбием осознал, что сейчас не время и не место. Подвергаться побоям малолетних хулиганов можно, но не за пятьсот рублей!

      Приподнялся, и в ту же секунду Бурцева поманила к себе пальцем.

      – Пожалуйста, сделайте так, чтобы третьего несчастья не было. Мне страшно за него.

      – Я думаю, что он в последний раз попадает в неприятность, – бодро сказал Иван Петрович. – В молодости все еще можно исправить. Заживут до свадьбы его раны.

      – Не хочу, чтобы Павлуша на ней женился, – напряглась Бурцева, и темные круги резче проступили под ее глазами. Шмыга тут же пожалел о своих последних словах. – Вы думаете, я ревную. Нет, это другое… Порченная она, сглаз на ней. Когда Павлуша ее первый раз в дом привел, у меня молоко с плиты убежало…

      Она